Три присоединившихся к ним ничем не примечательных человека, каждый лет на двадцать старше Хэла и молодого смуглолицего пассажира, были, без сомнения, квакерами.
– Теперь все вы пойдете со мной, – вдруг объявил полицейский гнусавым голосом.
Он выпустил их из загородки, а затем и из комнаты, где она находилась, провел по короткому коридору в подземный гараж и предложил сесть в стоявший там автобус. Зашипели вентиляторы, автобус поднялся на подушку, выскользнул из гаража и устремился вперед по ночным улицам Цитадели. Шел дождь; мелькавшие по обеим сторонам фасады домов, однообразно серые в желтом свете редких уличных фонарей, казались расплывчатыми за струйками воды, стекающими по окнам автобуса. Спустя примерно полчаса автобус въехал в другой внутренний гараж, находящийся ниже уровня улицы.
Из автобуса их провели наверх, в здание, показавшееся Хэлу на первый взгляд какой‑то конторой. У них забрали документы и снова предложили подождать в холле, где были расставлены стулья с высокими спинками. Томительность длительного ожидания скрашивалась лишь прогулками к торчащему из стены водяному крану и в туалет, но все это происходило под неусыпным надзором полицейского. Затем их стали поодиночке вызывать в кабинеты, в каждом из которых находился только один стол с единственным сидящим за ним чиновником. И снова смуглолицего молодого человека вызвали перед Хэлом.
Когда настала очередь Хэла, он, войдя в кабинет, увидел перед собой тщедушного лысоватого человечка с яйцевидным черепом и почти лишенным губ ртом. Сидя на стуле, стоящем сбоку от стола, Хэл видел, как чиновник вынул из ящика и стал очень бегло просматривать его бумаги; было ясно, что их содержание ему уже известно. Просмотрев бумаги, он положил их на стол и поднял на Хэла немигающие глаза.
– Ваше имя?
– Ховард Билавд Иммануэльсон.
– Вы причастник Возрожденной Церкви Откровения, приобщенный к этой церкви двадцать три и четыре десятых стандартного года тому назад в селении Энтерпрайз?
– Да.
– Ваш отец и ваша мать также были причастниками этой церкви?
– Да.
– Вы по‑прежнему остаетесь добрым причастником этой церкви?
– Да, остаюсь, – ответил Хэл. – По милости Господней.
– Сейчас вы возвратились после четырех лет работы в качестве семантика‑интерпретатора за пределами планеты. Вы состояли на службе у разного рода людей, не принадлежащих к церкви…
Допрос продолжался, он коснулся всех фактов биографии Ховарда Иммануэльсона, отраженных в документах, которыми снабдили Хэла. Когда эта тема себя исчерпала, чиновник отодвинул в сторону бумаги и уставился на Хэла своими неподвижными глазами.
– Вы соблюдаете регулярные часы молитвы? – спросил он. Хэл был готов к вопросу подобного рода.
– Да, в той мере, в какой мне это удается. В выпавших на мою долю странствиях, нередко среди тех, кто глух к слову Божию, подчас бывает нелегко молиться регулярно.
– Легкий путь – это не путь Господа, – назидательно промолвил допрашивающий Хэла человечек.
– Да, я знаю, – ответил Хэл. – Я, так же как и вы, знаю, что трудность соблюдения регулярных часов молитвы не является оправданием для недостатка рвения. Поэтому я приучил себя к внутреннему общению со Всевышним в обычные для меня часы молитвы.
Верхняя губа невзрачного следователя как будто дрогнула и еле заметно скривилась, но она была такой тонкой, что Хэлу это могло и показаться.
– Сколько раз в день вы совершаете молитву? Я имею в виду те дни, когда у вас бывает такая возможность.
Хэл лихорадочно соображал. Он не знал установлений Возрожденной Церкви Откровения. Но если это была церковь в регионе Старого Северного Континента, где находилось селение Энтерпрайз, то, скорее всего, там господствовали так называемые «старые традиции», а не новые. |