Черта с два! Здесь, на Коби, мы не кнопки нажимаем. Сам увидишь.
– Что вы имеете в виду? – спросил Хэл.
– Увидишь… – многозначительно произнес резчик. Один из обитателей клетки, расположившийся на верхней койке поблизости от двери, неожиданно стал насвистывать, и резчик заговорил громче:
– Добывая руду, ты большую часть времени работаешь в забое, таком тесном, что не можешь стоять в нем во весь рост, а раскаленный газ, выделяющийся из породы, когда ее режут, постепенно накапливается и жжет тебя все сильнее.
– Но ведь такую работу легко выполняют машины, – заметил Хэл, припомнив то, что проходил в годы учебы. – Для этого нужно лишь…
– Только не на Коби, – перебил его резчик. – На Коби мы с тобой стоим дешевле машин. Ты все увидишь сам. Здесь могут повесить человека только за то, что он слишком часто опаздывает на работу.
При этих словах у Хэла от удивления широко открылись глаза. Он не мог поверить тому, что сейчас услышал.
– Это правда, и ты как следует подумай о том, что я тебе сказал, – продолжал резчик, ковыряя ножом свое изделие. – Ты, наверное, решил, что все эти рассказы о правах прокурора – чистой воды выдумка? Так вот знай, он может вырвать у тебя ногти или что‑нибудь еще, чтобы заставить тебя заговорить. Здесь это законно, и они нередко так поступают, если человек арестован и знает что‑то такое, чего не знают они, но очень хотят узнать. Я видел человека – он за три дня ареста постарел лет на двадцать и…
Все произошло очень быстро. Уже позже Хэл осознал: тот дикий зверек или маленький ребенок, неотъемлемая часть его натуры, очевидно, уловил какой‑то звук, послуживший сигналом об опасности. Что‑то внезапно заставило его оглянуться на дверь. В мгновение ока перед ним промелькнули лица всех обитателей клетки, которые, вытянув шеи и свесив головы с коек, жадно следили за происходящим. В дверь ворвался и бросился прямо к нему высокий тощий человек лет сорока с искаженным яростью узким, вытянутым лицом. В руке, поднятой высоко вверх, он сжимал тяжелую металлическую кружку, явно намереваясь ударить ею Хэла по голове.
Движение Хэла было таким же инстинктивным и мгновенным, как если бы он, пошатнувшись, вытянул руку, чтобы удержаться от падения. В течение многих лет он подолгу тренировался под руководством Малахии, но все выполняемые им упражнения уже давно утратили в его сознании всякую связь с той реальной целью, ради которой они изначально разрабатывались, и стали просто разновидностью физической нагрузки ради хорошего самочувствия, так же как бег или плаванье. Но теперь, когда на раздумья не оставалось времени, его тело среагировало автоматически.
Реакция была внезапной и стремительной. Никакой растерянности. Действия совершались молниеносно и очень четко. Он поднялся на ноги, повернулся и, перехватив бросившегося на него человека, приподнял и развернул его так, что тот, продолжая по инерции свое движение вперед, но уже в том направлении, которое придал ему Хэл, со всей силы врезался головой в каменную стену. Послышался тяжелый, глухой звук удара, что‑то хлюпнуло, нападавший мешком осел на пол у стены и застыл без движения.
И тут же Хэл мгновенно повернулся лицом к двери и застыл неподвижно, сжавшись как пружина, готовый к любой неожиданности, внимательно следя за каждым, кто находился в клетке. Он ждал. Но ничего не происходило. Обитатели клетки, по‑прежнему неподвижно лежа на своих койках, смотрели на него; в глазах у некоторых все еще сохранялось выражение хищного любопытства. Но под его взглядом оно исчезало, и вскоре на всех обращенных к нему лицах застыла печать тупого недоумения.
Хэл продолжал стоять, не двигаясь с места. Он не испытывал никаких чувств, но малейшее движение любого из них вызвало бы его молниеносную реакцию. И похоже, каждый понимал это. |