Мне стало противно, местный народ, наверное, замертво выносят.

А на троне восседает фильдеперсовый такой господин. На лысом черепе у него — золотой обруч с рогами, на птичьих его лапах — золотые шипастые браслеты, модельный костюм по местной моде — мундир — не мундир, но вроде того. И последний здешний хит сезона — ожерелье из чужих пальцев и ушей. Гаже не бывает — вполне подстать богине, и за колдуна вполне сходит.

И, что трогательно: за троном у него — два хмыря в шлемах с рогами и этих скафандрах-доспехах, и у них в средних конечностях внушительные стволы. Из тех, что не энергетическими импульсами стреляют, а пулями, знаете? Ну вот.

— Салютик, — говорю. — Это ты — Тшанч?

У этого шоу-владыки пачка отвисла и зенки разинулись.

— Допустим, — щёлкает ошалело. Притормаживает. — Я — Тшанч. А ты, смертный, откуда такой наглый? А может, куриной слепотой страдаешь? Свет усилить?

Меня пробивает на ржач.

— Нет, — говорю, — уважаемый хладнокровный, я зрячий. Я только малость не тот, за кого вы меня тут все принимаете. Я, например, знаю, что ты, милый, тоже смертный. Так что зови меня, как солдаты твои, «тёплым», мне так больше нравится. Это во-первых. А во-вторых, что я, по-твоему, должен делать? Вопить, как зарезанный: "Ах, не убивайте меня, ах, пощадите меня" — да? А дальше что? Ведь даже если весь этот ваш театр — это настоящие куски людей, не бутафория, то всё равно будет смешно. Ты что ж, по этому поводу убивать меня передумаешь, если решил? Не глупи.

Мои конвоиры, между тем, Тшанчу знаки делают пальчиками верхних рук — теперь точно знаю, что есть у них жестовый язык. Теперь, как я понимаю, угорают над собственным начальничком — как ему челюсть ноги отдавила. Ну, я-то, положим, не дорубаю, на что намекают, но Тшанч моментом допёр.

— Отпустите, — говорит, — этого… философа.

Отпустили и удалились. Как мне показалось, в страшном горе, что представление до конца досмотреть не дали. А Тшанч с башки рога снял и кивает мне.

— Пошли, — говорит. — Нечего тут патруль развлекать.

И мы вчетвером: я, Тшанч и его обломы со стрелялками — выходим из этого их дурацкого храма и попадаем по узенькому коридорчику в помещение куда поинтереснее первого.

Зал длинный, полон мониторов, но изображение, похоже, инфракрасное. Не иначе, как у хозяев тепловое зрение есть — и то, как же они иначе ориентировались бы в кромешной темноте? Тут банальные глаза не тянут.

По моим впечатлениям, на мониторах только тусклые цветные пятна плавают, ничего разобрать, ясен перец, нельзя, но шестое чувство охотника с большой дороги подсказывает: центр слежения за поверхностью земли у них здесь. Я думаю, один из множества. А простую картинку какая-то, видно, спецуёвая программка переводит для операторов в тепловую схему. Волшебные, так сказать, зеркала. Здорово, ничего не могу сказать.

А Тшанч говорит:

— Мы тебя под колпаком держим с тех пор, как ты звездолёт на нашей орбите оставил. У нас система наблюдения за космосом имеется — и за воздухом, кстати. У тебя ведь и внутриатмосферный летательный аппарат был, правда?

Жутко приятно слышать.

— Был, да сплыл, — огрызаюсь. — Вы, случайно, не скажете заодно, где он сейчас, всеведущие вы мои!?

— А вот это, — говорит, — уже интересная тема. Мы ведь не только пришельцами интересовались. Ими тоже, но главное не это. Пришельцы тут, у нас, бывали уже. Теплокровные, вроде тебя. Так что есть опыт в этом направлении. Мы знаем, что теплокровных инстинкт влечёт друг к другу — ваших, значит, влечёт или к нашим дикарям, или к лешакам, чтоб они передохли.