Он увидел непристойный небесный собор и все проделки ангелов‑хранителей, огненный ландшафт его Эдема, каждое безобразное существо, которое он создал, каждый ужас, что наплодило его воображение. Он швырнул зеркало, разбив его вдребезги, и повернулся к леди Саттон.

– Что?.. – вопросил он. – Что это?

– Ну, ты же бог, Диг, – захохотала леди Саттон, – и должен знать, что бог может создавать все только по образу и подобию своему. Да, ответ очень прост. Превосходная шутка, не так ли?

– Шутка? – Смысл происходящего громом прогрохотал в его голове. Вечно жить с отвратительным собой, над собой, в окружении себя… снова и снова повторяться в каждом солнце и звезде, в каждом живом и мертвом предмете, в каждом существе… Чудовищный бог, сытый собой по горло и медленно, неотвратимо сходящий с ума.

– Шутка?! – закричал он.

Он бросился вниз головой и поплыл, уничтожив контакт с массой и материей. Он снова был совершенно один, ничего не видя, ничего не слыша, ни к чему не прикасаясь. И пока он неопределенный период времени размышлял над неизбежной тщетностью своей следующей попытки, он совершенно отчетливо слышал далеко внизу знакомый смех.

Такого было Царствие Небесное Финчли.

3

– Дай мне силы! О, дай мне силы!

Она прошла через сверкающую завесу следом за Финчли, маленькая, стройная, смуглая женщина, и оказалась в подземном коридоре замка Саттон. На секунду она была поражена своей молитвой, полуразочарована тем, что не обнаружила страны туманов и грез. Затем, с горькой усмешкой, она вновь воззвала к реальности, которой жаждала.

Перед ней стояли латы: стройная, высокая фигура из полированного металла, венчавшаяся изогнутым плюмажем. Она подошла к ней. С тускло мерцающей стали на нее глянуло слегка искаженное отражение: привлекательное, чуть вытянутое лицо, угольно‑черные глаза, угольно‑черные волосы, спадающие на лоб строгой вдовьей челкой. Отражение говорило: это Сидра Пил. Это женщина, чье прошлое было связано с тупицей, называвшим себя ее мужем. Сегодня она сбросит эти узы, если только найдет силы…

– Разорви оковы, – свирепо сказала она, – и с этого дня жизнь для него станет хуже агонии. Боже – если ты есть в моем мире, – помоги мне свести счеты! Помоги мне…

Сидра замерла, пульс ее бешено бился. Кто‑то спустился тем же коридором и стоял у нее за спиной. Она чувствовала тепло – ауру присутствия, – почти непереносимое давление тела рядом с ней. Туманное в зеркальной броне лат, она увидела лицо, уставившееся через ее плечо.

– Ах! – воскликнула она и обернулась.

– Простите, – сказал он, – я думал, вы меня ждете.

Ее глаза приковались к его лицу. Он приветливо улыбался. У него были светлые волнистые волосы, пульсирующая жилка на виске, а в чертах лица мелькали нескрываемые эмоции.

– Успокойтесь, – сказал он, пока она безумно скрипела зубами, стараясь подавить рвущийся из груди крик.

– Но к‑кто… – Она замолчала и попыталась сглотнуть.

– Я думал, вы ждете меня, – повторил он.

– Я… жду вас?

Он кивнул и взял ее руки. Ее ладони были холодные и влажные.

– Вы назначили мне здесь свидание.

Она приоткрыла рот и покачала головой.

– Ровно в двадцать четыре часа, – он отпустил ее руки, чтобы взглянуть на свои часы. – И вот я здесь, точка в точку.

– Нет, – сказала она, отступая, – нет, это невозможно.