– Все в порядке, он мертв. Об этом моменте вы и молили, Сидра. Вы свободны!
Она с ужасом глянула вниз. С покрасневшего ковра на нее тупо уставилось лицо трупа. Оно выглядело нарисованным, с подтянутыми чертами, угольно‑черными глазами, угольно‑черными волосами, окунувшимися во что‑то коричневатое. Она застонала, когда осознание содеянного коснулось ее.
– Сидра Пил, – сказал труп, – в человеке, которого ты убила, ты убила себя – свою лучшую часть.
– О‑о‑ой! – закричала она и обхватила себя руками, зашатавшись от горя.
– Посмотри на меня, – сказал труп. – С моей смертью ты разрушила узы, чтобы тут же найти другие.
И она знала это. Она поняла. Все еще покачиваясь и стеная в нескончаемой муке, она увидела, как Эрдис поднялся с колен и пошел к ней с протянутыми руками. Глаза его сверкали и превратились в ужасные омуты, протянутые руки были отзвуком ее собственной неутоленной страсти, желания обнять ее. И только обнявшись, она поняла, что теперь не убежать – не уйти от собственного вожделения, что будет вечно с ней.
И вечно будет таким прекрасный новый мир Сидры.
4
После того, как другие прошли через завесу, Кристиан Брафф задержался в убежище. Он закурил еще одну сигарету, симулируя полное самообладание, выкинул спичку и сказал:
– Э‑э… мистер Существо?
– Что, мистер Брафф?
Брафф не мог удержаться от быстрого взгляда в сторону звучащего из пустоты голоса.
– Я… Ну, я просто остался поболтать.
– Я так и думал, мистер Брафф.
– Думали?
– Ваша ненасытная жажда свежего материала не тайна для меня.
– О! – Брафф нервно оглянулся. – Понятно.
– Но нет причин для тревоги. Нас здесь никто не подслушает. Ваша маскировка останется нераскрытой.
– Маскировка?!
– Вы же не дурной человек, мистер Брафф. Вы никогда не принадлежали к обществу убежища Саттон.
Брафф сардонически рассмеялся.
– Не стоит притворяться передо мной, – дружелюбно продолжал голос. – Я знаю, россказни о ваших плагиатах просто очередная небылица плодотворного воображения Кристиана Браффа.
– Вы знаете?
– Конечно. Вы создали эту легенду, чтобы быть вхожим в убежище. Много лет вы играли роль лживого негодяя, хотя временами кровь стыла у вас в жилах.
– И вы знаете, зачем я это делал?
– Конечно. Фактически, мистер Брафф, я знаю почти все, но признаю, что одно смущает меня.
– Что именно?
– Ну, имея такую жажду свежего материала, почему вы не довольствовались работой, подобно другим авторам, с которыми я знаком? К чему безумная жажда уникального материала… абсолютно нетронутой области? Почему вы хотели заплатить столь горькую и непомерную цену за несколько унций новизны?
– Почему? – Брафф окутался дымом и процедил сквозь зубы: – Вы бы поняли, если бы были человеком. Я не обманываюсь в этом?..
– На этот вопрос не может быть ответа.
– Тогда я скажу вам, почему. Есть то, что мучает меня всю жизнь. Мое воображение.
– А‑а… Воображение!
– Если воображение слабое, человек всегда может найти мир глубоким и полным бесконечных чудес, местом многочисленных восторгов. Но если воображение сильное, крепкое, неустанное, он обнаружит мир очень жалким… тусклым, не считая чудес, которые создал он сам.
– Воображаемых чудес.
– Для кого? Только не для меня, мой невидимый друг. Человек – ничтожное существо, рожденное с воображением богов и созданное когда‑то из глиняного шарика и слюны. |