– Вы сами, ротмистр, залегли у Петриловки! Залегли, и ни шагу вперед! – злобно вопил первый. – Мы харкали кровью, рота потеряла половину состава, а вы только постреливали через плетни да жрали галушки под самогон!

Спор разгорался. Появились сочувствующие и первому, и второму, шло бурное выяснение, кто и что делал двадцать или семнадцать лет назад: кто заходил с юга или севера, кто атаковал и отступал, кто правильно и неправильно брал давно позабытую высотку на околице украинской деревни. Друзьям становилось понятно – вот так они и разбираются каждый вечер в этом или в других кафе. Петя полазил по их головам… Нет, они так и думали! Так и чувствовали! Эмигрантам и в голову не приходило, что не в одних атаках и перестрелках тут дело. Что не из-за неправильно выбранного направления атаки они очутились в Париже.

– Скажите… – обратился к Градоначальнику Петя, проверяя возникшую догадку. – Скажите, вот если вы сегодня вернетесь в Киев? Вот вы входите в свой бывший кабинет… И что вы там будете делать?

– Как что?! – Градоначальник даже растерялся, и было понятно: для него все предельно очевидно. – Когда я выходил из своего кабинета… когда я выбегал из кабинета, так точнее… Так вот, тогда я только что подписал указ за номером тридцать три… Когда наши войдут в Киев, я сяду у себя в кабинете и напишу указ под номером тридцать четыре.

Вальтер указал глазами на человека, который не принимал участия в споре. Просто стоял и смотрел. У человека было широкое «простонародное» лицо, умное и лукавое, проницательные черные глаза, полуседая голова. Бороду этот человек брил, что характерно для казаков.

– Простите… А почему вы не спорите? Вам все равно, кто первым вошел бы в Каховку и кто атаковал высотку с юга? – серьезно обратился к нему Вальтер.

С полминуты человек, усмехаясь, внимательно рассматривал друзей.

– У меня есть серьезное отличие от большинства остальных. В отличие от них, я пил верблюжью мочу, а они нет.

Петя и Вальтер сразу не нашлись, что возразить: очень уж необычно.

– Неужели верблюжья моча настолько проясняет мозги? – нашелся наконец Вальтер.

– Очень даже проясняет…

Человек уселся за столик и уставился на рюмку Вальтера с таким выражением, как будто никогда не видел ничего похожего.

– Не хотите немного выпить?

– Вы слишком добры… Арманьяку, пожалуйста… что ж до мочи, то ее надо пить, когда служишь во французском Иностранном легионе. И когда заблудишься в пустыне. Верблюды лежат себе и время от времени мочатся. Другой влаги нет… разве что еще кровь – и своя и верблюжья. Один из нас пил кровь верблюда, сошел с ума, и его пришлось пристрелить. Двое умерли, никак не хотели пить мочу. А я пил верблюжью мочу, одного даже пытался заставить… слишком поздно, он уже умирал. Вот в таких случаях верблюжья моча и производит самое целительное действие. Очень мозги прочищает: и кто ты, начинаешь понимать, и почему проиграна Гражданская война, и что ты делаешь во Франции – тоже.

Помолчали. Ребята переваривали услышанное.

– Ну все же вас пустили сюда… – произнес неуверенно Вальтер.

– А вы думаете, Прекрасная Франция впустила нас, потому что решила оказать благодеяние?! Просто некому было работать на автомобильных заводах Рено… Французы на эту работу идти совершенно не хотели. Был вопрос, кого ввозить: арабов из Алжира или нас? Мы все же больше похожи на французов, мы быстро ассимилируемся… Поэтому выбрали нас.

– Так вы же в Иностранный легион?..

– И в Иностранном легионе от нас больше проку, чем от арабов: мы смелее, активнее, опять же больше похожи на французов.