На всем пути со стен и столбов
мне улыбалось лицо Пандоры. "ГОЛОСУЙТЕ ЗА БРЕЙТУЭЙТ - ЛЕЙБОРИСТСКАЯ ПАРТИЯ!"
Время от времени в окнах домов посолиднее мелькал плакат с нелепой
свинячей мордой соперника Пандора от консерваторов - сэра Арнольда Тафтона.
Попади он в павильон лучших свиней на Лестерской сельскохозяйственной
выставке, запросто мог бы рассчитывать на первый приз. Но против молодости,
великолепия и интеллекта доктора Пандоры Брейтуэйт у него нет ни единого
шанса. Кроме того, Тафтон дружен с Леном Фоксом, воротилой сотовой связи, и
по уши вляпался в какой-то финансовый скандал.
Люди в Эшби-де-ла-Зухе не отмечены страстным темпераментом, поэтому
трудно сказать, есть ли в них революционная жилка или нет. Даже кошки с
собаками выглядели умиротворенными под лучами утреннего солнца.
В окне гостиной родительского дома на Глициниевой улице висел плакат
Лейбористской партии, а в окне моей сестры Рози - плакат со "Спайс герлз".
Занавески в окнах были задернуты. Я пять минут колотил в дверь, прежде чем
мне открыли. Передо мной стояла мать в замызганном белом банном халате и в
мужских носках из серой шерсти. Между пальцами была зажата безникотиновая
сигарета "Силк кат". С ногтей осыпался лиловый лак. Тени, наложенные еще
прошлым вечером, размазались вокруг глаз. Кто-то - возможно, парикмахер -
превратил мамины волосы в колтун. На золотой цепочке болтались две пары
очков. Мама подняла одну пару и надела.
- А, это ты, - сказал она. - А я надеялась, что почтальон. Я заказала в
магазине "Некст" красный брючный костюм, и его должны доставить сегодня.
Мама сняла первую пару очков и надела вторую. Осмотрела пустую аллею,
вздохнула, затем поцеловала меня и повела на кухню.
Мой сын Уильям сидел за столом и огромной ложкой загребал кукурузные
хлопья. Увидев меня, он соскочил со стула и ринулся в направлении моих
гениталий. От физических страданий я спасся, подхватив его и подбросив в
воздух.
Прошло три недели с тех пор, как я видел сына, но его словарный запас
весьма пополнился. (Я должен перестать употреблять слово "весьма" - это
дурная привычка Джона Мейджора). Ему всего два года девять месяцев, а он уже
весьма беспокоит меня - тупо посматривает на этого болвана Джереми Кларксона
(4), вещающего с экрана об автомобилях. Мама ужасно потакает Уильяму,
записывая для него леденящие душу передачи Кларксона. Не знаю, от кого ему
передался этот нездоровый интерес к технике. Уж точно не от нашей семьи. Его
бабушка-нигерийка трудилась у себя в Ибадане директором-распорядителем
фирмы, импортирующей шины для грузовиков. Возможно, эта связь весьма шаткая,
но гены - удивительная штука. Никто ведь так и не смог объяснить, откуда у
меня писательский дар и поварской талант. Мамина родня (из Норфолка)
отличается повальной неграмотностью и живет на вареной картошке, политой
соусом "Эйч-пи", папина семья (из Лестера) взирала на книги со значительным
подозрением, если в них не было картинок на всю страницу. |