В этом доме от меня у всех сплошные секреты. Хорошо, что я отсюда скоро съеду.
– Нет, – отказался Найджел, – там все происходит в Средиземье, в вечном сумраке, да и эльфы с гномами – такая фигня.
Я поинтересовался, не улучшился ли у Найджела слух с тех пор, как он ослеп.
– Да, теперь я слышу за пять долбаных миль, как муха летит. Правда, мне повезло?
Мы с мистером Карлтон-Хейесом были, по-видимому, единственными людьми на Хай-стрит, почтившими память погибших минутой молчания в 11 часов, если не считать пары пенсионеров и чернокожего водителя автобуса, который вылез из кабины и стоял со склоненной головой.
Анжела сказала, что Барвелл записан на 4 часа дня к аллергологу – хочет сначала проконсультироваться.
Попросил мистера Карлтон-Хейеса отпустить меня на часок. «На сколько душе угодно», – ответил он.
– Заколочено, – прохрипел он. – А то пыльца налетит.
Окна у него в кабинете сплошь пластиковые, я посоветовал заменить их традиционными, с деревянными рамами. Подробно пересказал ему содержание передачи по Радио-4 о синдроме больных зданий, которую прослушал накануне вечером. Поначалу он было заинтересовался, но вскоре его внимание ослабело и он принялся поглядывать на часы.
Гари Вялок сообщил, что пробуется на должность преподавателя творческого письма для взрослых инвалидов в Центре пожизненного обучения.
– Но, Гэри, – удивился я, – твоя квалификация не позволяет учить людей творческому письму.
Он сухо возразил, что, во-первых, имеет степень бакалавра педагогических наук, а во-вторых, почти завершил свой роман. И добавил, что должность эта предполагает неполный рабочий день с окладом в 10 000 фунтов в год. Он даже показал объявление, оканчивавшееся фразой: «Предпочтение будет отдано авторам, имеющим публикации».
Как можно более мягко я указал Вялоку что пока он не заработал ни пенни своим творчеством, и напомнил про отказы из издательств, которыми он украсил стену дымохода в своей спальне, она же гостиная.
В прошлый четверг малышку Кики переехал грузовик.
Кен Тупс заявил, что стихотворение не удалось, в нем нет правды жизни. Мол, Маврикий выбран только потому что он рифмуется с Кики. А мысль, будто дохлые кошаки могут «шлындать» по какому-то небесному променаду вообще представляется ему абсурдной.
Я заметил, что слово «придумка» выглядит слишком придуманным.
Гэри Вялок посоветовал Глэдис собрать все ее стихи про кошек и отправить издателю.
Кен Тупс захохотал:
– Чтобы он ими выстелил кошачий сортир?
Глэдис сказала, что раз мы не уважаем память бедной Кики, нам следует немедленно покинуть ее дом. Я убрался с радостью – с ног до головы меня покрывала кошачья шерсть.
Кен Тупс предложил нам с Гэри пропустить по рюмочке. Паб «Рыжая корова», расположенный рядом с университетом, был набит студентами, подпевающими Рольфу Харрису Гэри пояснил, что Рольф Харрис – культовая фигура для нынешних студентов. Как получилось, что я об этом ничего не знаю?
Мы обсудили будущее Группы творческого письма Лестершира и Ратленда и пришли к печальному выводу: Глэдис тянет нас назад. На собраниях мы только и делаем, что слушаем ее кошачьи стихи.
– Придется исключить ее, другого выхода нет, – подвел итог Кен.
Мне поручили сообщить Глэдис Спок, что она более не является членом Группы творческого письма Лестершира и Ратленда.
Спросил Кена, над чем он сейчас работает.
– Ни над чем, – проворчал он.
Разговаривать с ней не хотелось, поэтому я нацарапал записку:
Дорогая Маргаритка,
Прости за молчание. |