– Sancta simplicitas , не так ли, моя дорогая? – Бенедикт кружил вокруг да около, точно стервятник. – Хотя это не имеет значения. Твой ужасный поступок останется нашей маленькой тайной.

– Чего вы от меня хотите? – Терри отчаянно пыталась взять себя в руки.

– Чего я хочу? – задумчиво повторил Бенедикт. – Положа руку на сердце, я и сам толком не знаю. Очевидно, до сих пор не могу оценить, сколько ты стоишь. Отвага, которую ты продемонстрировала в ангаре, меня впечатлила, не говоря уже о твоих подвигах на борту «Голиафа». А теперь давай-ка проверим твои умственные способности. Скажи мне, какова истинная цель моей миссии в Марианской впадине?

Терри посмотрела ему в лицо, не собираясь уходить от ответа:

– На Марианскую впадину распространяется действие законов об особых экономических зонах. Вы используете развертывание системы ЮНИС в качестве прикрытия нелегальной добычи марганцевых конкреций со дна впадины.

Глаза Бенедикта одобрительно блеснули.

– Очень хорошо. Но тогда объясни, зачем мне идти на такие немыслимые затраты лишь для того, чтобы добыть какие-то там полиметаллические конкреции?

– Для ваших целей вам наверняка нужен не марганец, и не никель, и не кобальт. В этих конкрециях, должно быть, содержится нечто, связанное с термоядерным синтезом.

– Браво! Иди за мной. – Слегка подталкивая Терри правой рукой, Бенедикт повел ее к яйцевидной камере. – Скажи, ты когда-нибудь слышала о гелии-3?

– Только то, что он крайне редко встречается.

– Редко – это еще мягко сказано. По мнению большинства ученых, на Земле едва ли можно наскрести несколько стаканов этого изотопа, хотя его уже обнаружили на Луне. Однако добыча гелия-3 на Луне стала бы чересчур крупномасштабным проектом.

– А почему этот изотоп так важен?

Бенедикт улыбнулся:

– Потому что это ключ, моя дорогая. Ключ к секретам получения энергии термоядерного синтеза, что является величайшим технологическим вызовом в современной истории. И хотя с тех пор, как Эйнштейн первым открыл, что масса может превращаться в энергию, человечество ушло далеко вперед, сейчас наша основная проблема – научиться удерживать раскаленную плазму, необходимую для достижения температуры термоядерного синтеза в сто миллионов градусов.

– И вы решили эту проблему?

Бенедикт прислонился к лабораторному столу:

– Нет, не я, а два выдающихся физика. Профессор Дик Престис и профессор Майкл Шаффер. Причем последний одно время был моим коллегой.

– Престис и Шаффер… Эти имена я уже где-то слышала.

– Естественно. Это те двое ученых, погибших на борту «Си клифа» – глубоководного аппарата военно-морских сил, который твой муж пилотировал одиннадцать лет назад в Марианской впадине. К счастью для меня, они унесли секрет термоядерного синтеза с собой в могилу.

– А Джонас об этом знает?

– Господи, конечно же нет! Даже военное начальство не было в курсе того открытия, к которому вплотную подошли эти физики.

– Джонас говорил, что они измеряли абиссальные течения, чтобы захоранивать плутониевые стержни.

Бенедикт ухмыльнулся:

– Удачная легенда, но весьма далекая от правды. Несколькими годами ранее Престис и Шаффер сделали поразительное открытие в ходе исследования марганцевых конкреций, извлеченных с морского дна более ста лет назад экспедицией на корвете «Челленджер».

Бенедикт нажал на кнопку пульта управления, расположенного возле стеклянного куба, и одна сторона куба отъехала в сторону. Взяв со стола марганцевую конкрецию, Бенедикт положил ее на поднос внутри куба.