— Слушаюсь, — обозначил я легкий полон старшему по должности, и кивнул возчикам, отдавая первый приказ в новой должности: — Положите рыцаря в повозку.

Бынтекс, упрямый дурак, из-за которого погибли люди, заслужил смерть, но зарубить его прямо сейчас рука не поднимется. И людей у нас мало, негоже разбрасываться. Оклемается, тогда и стану решать, что с ним сделать. И сам я тоже хорош. Надо было еще вчера треснуть Бынтексу чем-нибудь по башке, барону бы соврал что-нибудь правдоподобное, а жандармы меня бы поняли.

Наши потери оказались немаленькими. Из тридцати жандармов погибло четверо — все, кто не соизволил надеть доспехи, двое тяжелораненых и, неизвестно, выживут они или нет. Еще пятеро не смогут продолжать путь верхом. Легкораненых, но способных сидеть в седле, я считать не стал. Раненых уже перевязывали более удачливые товарищи и относили в телеги.

Нет, слишком большие потери. Получается, почти половина нашего войска выбыло. И слабое утешение, что на каждого убитого или раненого рыцаря приходилось по шесть трупов бандитов. Должно быть — даже с учетом внезапности, не меньше десяти или двенадцати. Нет, умел бы, точно бы завыл. Ну нельзя так бездарно командовать, нельзя! И рыцарей в походе щадить, чтобы ехали налегке, тоже нельзя.

С возчиками получше — убитых нет, трое ранено, у одного сломана рука. Простолюдины в бой не вступали, а сразу, как дело запахло паленым, попрятались под телеги, отсиделись там, либо вообще сиганули в лес, в кусты. И правильно сделали. Оружия у них нет, да и не нанимались они воевать. Теперь сползались обратно, попутно осматривая трупы бандитов, на предмет чего-то полезного в хозяйстве. Хрен с ними, нехай берут, будем считать, что это им компенсация.

А вот и мой Генрик, без малейшего смущения вылез из придорожной канавы, стряхнул с себя прилипшую грязь, а теперь направляется к нашей кобылке. Никак соскучился. И тоже присматривается, чтобы прихватить. Избаловал я его.

— Эй, гору луковое, — окликнул я парня, а когда тот с поклоном обернулся, приказал: — Вон, видишь мужик лежит, с двумя мечами? Сходи и притащи сюда.

— Мужика?

— Мечи, болван, — выругал я непонятливого слугу. — Оружие мне, а все остальное, что в карманах найдешь, возьмешь себе.

Пока носом не ткнешь, пинка не дашь, не догадается, а меч это штука ценная, отвернешься, кто-нибудь сразу присвоит. И не возчики, те благородное оружие в руки не возьмут, а те же опоясанные рыцари, а потом скажут, что в бою взяли.

И надо распорядиться, чтобы начинали копать могилы для рыцарей, а бандитов утаскивали с дороги. Разбойников хоронить — много чести. Ими и без нас есть кому заняться — вон, все деревья вороньем засижены, ждут, уже подкаркивают, поторапливают — когда уберетесь? И волки должны подойти, пусть полакомятся. Глядишь, хоть какая-то от грабителей польза.

Глава двенадцатая

Чёртовы колдуны!

В повозке сидеть удобно, но я предпочитаю седло. Оно и привычнее, да и по должности сподручнее. Без надобности людей дергать не стоит, как делал мой предшественник, но время от времени следует объезжать обоз, давая понять, что мудрый отец-командир рядом, и он всегда готов прийти на помощь. Барон говорит, что скоро начнется болото, стало быть, новой засады можно не ждать, но я все-таки снарядил в головной дозор трех жандармов, а еще троим приказано изображать арьергард. И мне спокойнее, и рыцарям развлечение.

Большую часть дня я ехал рядом с повозкой мага, прислушиваясь к его рассказам о нравах и традициях жителей княжества Севр, а также по истории. Узнал, например, что в тех краях больных коров лечат просто — накидывают на рога веревку, потом ведут занемогшую скотинку в священную рощу и трижды обводят вокруг какого-то камня.

— А камень простой, или целебный? — заинтересовался я.