У этих людей слишком много возможностей, в этом Фэлкон не сомневался.
— Извините, что все так получилось, но, видите ли, я попал... э-э... в скверную историю. Очень скверную. И хоть выглядит это, наверное, по-идиотски, я должен быть очень осторожен.
— А то я не смотрела весь день телевизор, по вашему, кстати, совету.
— При чем здесь телевизор?
— Вы что, ничего не слышали?
— Нет.
— Сегодня утром в Балтиморском суде взорвалась бомба.
— Давайте-ка я попробую угадать, кто ее сбросил. — Фэлкон улыбнулся. — Наверняка Тернер Прескотт из адвокатской конторы «Кливленд, Миллер и Прескотт».
— Точно. Так, выходит, все-таки слышали?
— Да нет же, говорю. — Фэлкон покачал головой и указал на сумку, стоявшую у него в ногах. — Тут все. О недвижимости уже все известно? А о тринадцати миллиардах, которыми Южный Национальный частично кредитовал не того, кого нужно, а частично вложил в «Пенн-мар»? И еще о шести миллиардах, отпущенных в кредит ненадежным товариществам по торговле недвижимостью? И о том, что с потерей девятнадцати миллиардов Южный Национальный фактически прекращает свое существование?
Кассандра уставилась на Фэлкона.
— Сказал же, не надо смотреть на меня.
Кассандра поспешно отвернулась.
— Эта информация тоже обнародована?
— Ну да, только вам-то откуда все это известно?
— И Южный Национальный идет ко дну, так? — Фэлкон словно не слышал ее вопроса.
— Говорят, да.
— Ну и финансовые рынки, естественно, тоже трещат по швам?
— Индекс Доу Джонса упал сегодня к двум часам на 700 пунктов. Это рекорд. Когда я примчалась на биржу, подумывали даже, не стоит ли закрыться пораньше. Другие показатели тоже резко пошли вниз. Поговаривают о крахе всей денежной системы страны. Южный Национальный не может сбалансировать свое валютное положение, выполнить обязательства по обменам активами, выплачивать вклады. А вкладчики стремятся взять все, будто конец света настает. Но не получается. У Южного Национального нет денег. Поговаривают, будто другие банки тоже испытывают серьезные трудности. Особенно те, что пошли на совместные риски с Южным Национальным. Даже Си-эн-эн не поспевает за событиями. Все прилипли к экранам. Никто не работает. Просто не верится. Такое ощущение, словно вот-вот начнутся массовые самоубийства и единственное, что услышишь, — звук падающих на мостовую тел. Говорят, в четыре тридцать ожидается выступление президента.
Эндрю недоверчиво посмотрел на Кассандру.
— И что же, ФРС не предпринимает никаких шагов, чтобы стабилизировать положение?
— В том-то и дело, что нет. Си-эн-эн уже вой подняла — где, мол, ФРС. Ходят слухи, что по кабинетам Южного Национального шныряют люди из нью-йоркского отделения ФРС, но о стабилизации положения банка или всего рынка пока не сказано ни слова. Бред, чистый бред.
— Разумеется, не сказано. — Фэлкон вспомнил Филипелли, утонувшего в водах Бигхорн-Ривер.
— Что?
— Ничего. — Фэлкон снова настороженно обшарил взглядом ближайшие деревья и кусты. — Да, руки у них длинные.
— Извините? У них? Кто это — они?
— Группа людей, называющих себя «Семеркой». — Фэлкон пристально посмотрел на Кассандру.
— «Семеркой»?
— Да.
— А кто это такие?
— Подробности оставим на потом, а суть такова: это небольшая группа очень влиятельных людей с весьма большими связями.
— И насколько же они влиятельны?
— А как вы считаете, руководитель нью-йоркского отделения Федеральной резервной системы — влиятельный человек? Или, например, старший партнер инвестиционного банка «Уинтроп, Хокинс и К°»?
— Разумеется, но. |