Билли стоял посреди комнаты, вертясь во все стороны, пытаясь одарить своей улыбкой сразу всех присутствующих.

— Специально для двоих вновь пришедших, — сказал он своим детским голосом, — я начну рассказывать все с самого начала. Меня зовут Билли Лабатард, по профессии я нумизмат. Занимаюсь продажей монет. Иногда берусь за почтовые марки, но в основном имею дело с монетами.

— А пушку ты сюда зачем притащил? — резко оборвал его Француз.

Классно сработано. Паркер настроился на то, чтобы поддержать линию Француза, если это в дальнейшем будет необходимо.

Билли поначалу растерялся, а потом взглянул вниз, на ствол, выпирающий из-под полы пиджака, и глупо усмехнулся.

— Это просто привычка. Я о нем и думать забыл. — Он взглянул на Француза, посмеиваясь, как ребенок, которого старшие ребята наконец решили взять в свою игру. — Мне часто приходится возить с собой ценные монеты. Иногда на шестьдесят или семьдесят тысяч долларов.

— И сейчас тоже? — съязвил Француз.

— Если хотите, я могу убрать его, — сказал Билли. — Но а разве сами вы не?.. — Не договорив, он сделал рукой неопределенный жест и оглянулся на Паркера, а затем перевел взгляд на Лемке.

Лемке ответил ему за всех:

— У нас все чисто. Билли. — Он говорил терпеливо. Так отец, расстроенный проступком сына, объясняет ему очевидные вещи. — Когда идешь на встречу с друзьями, нет необходимости брать с собой оружие.

— Но я даже... я сейчас же уберу его. Извините, мне правда очень жаль, что так вышло. — Он снова нервно усмехнулся. — Сами знаете, как это бывает, когда к чему-то привыкаешь, то потом уже даже не замечаешь. — Он направился к выходу из гостиной, не переставая по пути бубнить что-то себе под нос и одаривать всех улыбками. При ярком свете ламп было видно, как блестит его вспотевший белый лоб.

Когда Билли наконец оказался за дверью, Француз взглянул на Паркера и сказал:

— Стодолларовое убожество с перламутровой рукояткой.

— С хромированной, — поправила Клер. Паркер перевел взгляд на Клер. Она по-прежнему сосредоточенно разглядывала свои чулки. Она никоим образом не вписывалась в этот расклад, а Паркеру всегда было не по душе то, что выпадало из общей картины. Хотя, может быть, Билли Лабатард был не только дураком и дилетантом, но ко всему прочему еще и мазохистом. Найти иное объяснение присутствию здесь Клер, казалось, просто невозможно. То усталое презрение, с каким она относилась ко всему происходящему, было столь же очевидно, как бросается в глаза зеленая плесень на кожуре гнилого апельсина.

— Оставь его в покое, Джек, — урезонил Француза Лемке. — Вообще-то сам по себе он дундук дундуком, но расклад и в самом деле неплохой.

— Может быть, все может быть, — с сомнением сказал Француз, как будто сам он отказывался верить в это.

Тогда Паркер спросил у Лемке:

— Он только наводит или сам хочет войти в дело?

— Ага, вместе с этой своей хромированной мухобойкой, — ехидно добавил Француз.

Клер презрительно фыркнула и покачала головой. А Лемке сказал:

— Он будет в деле, без него не обойтись. Но только без пушки.

Тут в комнату снова вошел Билли Лабатард. На сей раз, он был без пиджака. Его белая рубашка была мокрой от пота на спине и под мышками. Видимо, до сих пор ему приходилось париться в пиджаке в ущерб собственному комфорту, но зато он мог чувствовать себя при оружии.

— Ну вот, готово, — объявил он во всеуслышание, расплываясь в идиотской улыбке.