|
Он ответил, что никак не может объяснить себе это невероятное, а между тем вполне реальное происшествие… Несомненно, ваш отец был очень поражен наружностью этого человека, по-видимому, лет тридцати от роду, потому что он очень хорошо его запомнил: особенно поразили его сросшиеся на переносице черные густые брови, которые, как черная полоса, прорезывали бледный лоб. Запомните эту примету, дети… я сейчас вам объясню, почему… — Не забудем! — отвечали девочки, все более и более изумляясь. — И как это странно — человек с черной полосой на лбу! — Слушайте дальше… Генерала, как я вам уже говорил, при Ватерлоо посчитали убитым. В ночь, проведенную им на поле сражения, в бреду лихорадки, в каком ваш отец находился, ему представилось при свете луны, что этот самый человек склонился над ним и смотрел на него с выражением глубокой нежности, останавливая лившуюся из ран кровь и стараясь вернуть его к жизни. Но так как ваш отец отказывался от его забот, говоря, что жить после такого поражения не стоит, этот человек, как ему показалось, произнес: +M`dn жить для Евы!» Евой звали вашу мать, которую генерал оставил в Варшаве, чтобы следовать за императором. — Как это все странно, Дагобер!.. А потом видел наш отец когда-нибудь этого человека? — Видел… потому что он же принес известие вашей матери от генерала. — Когда же?.. Мы не знали ничего… — Помните, как утром, в день смерти вашей матушки, вы отправились со старухой Федорой в сосновый лес? — Да, — с грустью отвечала Роза, — мы пошли за вереском, который мама так любила. — Бедная мамочка! Она вовсе не казалась больной в тот день, и мы уж никак не ожидали, какое горе нас постигнет вечером! — прибавила Бланш. — Конечно! Я сам, ничего не подозревая, распевал себе в саду за работой в тот день! Работаю я этак да пою; вдруг раздается голос, спрашивающий меня по-французски: «Эта деревня зовется Милоск?» Я оглянулся; вижу, передо мной стоит какой-то незнакомец… Вместо того, чтобы ответить, я невольно отступил шага на два, когда взглянул ему в лицо. — Но почему? — Это был человек высокого роста, очень бледный, с высоким открытым лбом… его черные, сросшиеся брови казались проведенной через лоб черной полосой… — Это, значит, был тот самый человек, который два раза являлся нашему отцу во время сражения? — Да… это был он! — Однако позволь, — Дагобер, — задумчиво заметила Роза, — сколько прошло времени с этого сражения? — Около шестнадцати лет. — А сколько лет казалось на вид этому незнакомцу? — Не больше тридцати. — Как же мог он быть шестнадцать лет тому назад взрослым человеком? Ведь спасителю отца было тоже около тридцати лет? — Вы правы, — подумав, сказал Дагобер, пожимая плечами. — Быть может, меня обмануло случайное сходство, но только… — Если это был тот же человек, то, значит, он совсем не состарился? — А ты его не спросил, не оказал ли он некогда помощи нашему отцу? — Сперва я так был поражен, что мне это и в голову не пришло, а потом некогда было, и он скоро ушел. |
