— Гони! Дави! — закричал Кирилл, тарабаня по кабине. Обернувшись, он крикнул: — Так и будете стоять, пока вас не перебьют? Огонь!

Один из красных, с натугой держа «льюис», дал длинную очередь. Пули просвистели над самыми головами, сшибая голые ветки с деревьев. Тут только рабочие и разглядели «классового врага» — загремели трёхлинейки и берданки, хлёстко ударили браунинги. Пуля из маузера, выпущенная Авиновым, влепилась красному пулемётчику в лоб.

Потеряв с десяток человек, большевики рассеялись в переулках.

— Догоним? — разгорячился Люфт.

— Потом! — отмахнулся штабс-капитан.

Без происшествий доехав до Балтийского вокзала, где пыхал паром бронепоезд «Офицер», колонна пересекла Обводной канал по Варшавскому мосту и выехала на Измайловский проспект. Раза два по машинам стреляли из окон. В обоих случаях очереди пуль «дум-дум» вышибали стёкла вместе с рамами.

Слева, на Троицкой площади, открылась артиллерийская позиция, брошенная личным составом, — пушки смотрели во все стороны, зарядные ящики валялись где попало, раскатившиеся снаряды желтели тусклой латунью.

— Ваш-бродь! — крикнул Стратофонтов. — Надо бы прибрать!

— Цепляем! — согласился Авинов.

Взять прицепом три пушки да погрузить снаряды делом было минутным. Неожиданно со стороны Фонтанки на проспект свернул трамвай, запряжённый шестёркой битюгов.

Трамвай оказался «красным» — в разбитых окнах заколотились «максимы», щепя борта грузовиков. Закричали раненые путиловцы.

— Отцепляй! — заорал Кирилл, перепрыгивая через борт.

Пятеро путиловцев быстренько выкатили пушку. Удалявшийся трамвай сыпал очередями и одиночными, пули так и звякали по щиту, по лафету, выбивали искры из брусчатки, буравили слабую человеческую плоть.

— Саньку кокнули! — взвился крик.

— Заряжай! — яростно крикнул штабс-капитан.

Кузьмич, хэкнув, загнал унитарный. Артиллерист из Авинова был никакой, но уж по трамваю промазать…

— Огонь!

Пушка бабахнула, откатываясь и скребя по камню. Упала, подпрыгивая, дымившаяся гильза. Этого Кирилл не слыхал — в ушах звенело, зато взрыв, озвучивший попадание, был роскошен. Снаряд, пробив хилые борта трамвая, рванул внутри, вышибая двери и остатки стёкол, выбрасывая наружу трупы. Крыша с токосъёмником поднялась и опустилась, сквозь клубящийся дым прорезалось весёленькое пламя. Перепуганные битюги, храпя от ужаса, ускакали, оставаясь связанными цугом.

— Так их!

— Опять цепляй!

Выкатившись на берег Фонтанки, грузовозы прибавили скорости. Проехав мимо Константиновского артиллерийского училища, колонна упёрлась в баррикаду. Защитников было не видать, но и проехать — не проедешь. Свернули на Забалканский проспект, а с Сенной площади выехали на Садовую. Так и добрались до Невского. Здесь шли уличные бои — большевики засели на балконах, на чердаках, палили из окон, из дверей парадных, строчили из подворотен. Бойцы в чёрной форме выкуривали их, бегая по этажам. «Марковцы!» — обожгло Авинова.

Проспект был буквально завален мебелью, бочками, брошенными автомобилями, спиленными столбами и деревьями — заготовками для баррикад. Тут и там, поверх обычного, затоптанного мусора, сверкали россыпи битого стекла. Пальба не прекращалась — лупили одиночными, пускали очереди из пулемётов, изредка доносились глухие разрывы гранат, а однажды грохнуло орудие. Возбуждённые людские крики метались по проспекту, эхо скакало рикошетом:

— На крыше! На крыше!

— Смерть буржуазии!.