Консультация продолжалась достаточно долго, минут тридцать, и чувствовалось, что, несмотря на нежелание больной общаться, Ирина Петровна составила о ней свое мнение. Потом она сказала:

— Что ж, Виолетта, будем тебя лечить. Все будет хорошо, вот увидишь, если будешь меня слушаться. — Эти слова прозвучали в ее устах убедительно, но совершенно неискренне.

В том же порядке: впереди Ирина Петровна, за ней свита — мы вернулись обратно в гостиную, где нас поджидал заметно нервничавший Аргамаков, забросивший на сегодня все свои дела. Удобно усевшись, она «научным» тоном обратилась к нам:

— Несомненно, это микст. Эсцеха, осложненная алкоголизмом. — Что в переводе с психиатрического языка на простой человеческий означало: шизофрения вкупе с неумеренным потреблением алкоголя.

Потом она перевела взгляд на Аргамакова:

— Ваша жена очень больна. Будем лечить.

— Что с ней?

— Затянувшаяся депрессия, и на этом фоне у нее развилась алкогольная зависимость.

— И каков ваш прогноз?

— Состояние сложное, но если вы будете придерживаться моих рекомендаций, то возможна ремиссия. — Я видела, что Аргамаков, задавленный потоком научных терминов и так и не пришедший в себя после демонстрации ножек, находится в состоянии обалдения, если такое слово я посмею применить к уважаемому финансисту.

— Простите?

— Я считаю, что Виолетту надо лечить в стационаре. Я могу устроить ее в свое отделение хоть сегодня.

— Вы хотите, чтобы я положил свою жену в сумасшедший дом?!

— Ну что вы! У вас устаревшие представления о современной психиатрии, может быть, вы считаете, что мы приковываем своих пациентов к стене цепями?

— Нет, ну что вы…

— У нас современные удобные палаты, в каждой — цветной телевизор, вечером у больных танцы…

— Нет, я все равно не согласен. Я никогда не положу жену в больницу против ее воли, а она ненавидит больницы.

Даже Ирина Петровна с ее апломбом поняла, что настаивать бесполезно, — решение банкира окончательное и пересмотру не подлежит. Она пожала плечами и сказала:

— Ну что ж, будем тогда лечить амбулаторно… Насколько я понимаю, у вас лечащий врач Рафаил Израилевич?

И она повернулась к нему, игнорируя присутствие всех остальных, и расписала такую схему приема лекарств, которая могла бы превратить в бессловесное, забитое и бестолковое существо не то что относительно субтильную Виолетту, но самого здоровенного бугая. Пока она говорила, Забегалов согласно кивал головой и говорил: «Да-да». Ошеломленный Рафаил молчал.

Потом Ирина Петровна встала и, запихивая на ходу в сумочку толстый конверт, полученный от Аргамакова, выплыла из квартиры точно так же, как и вплыла в нее. За ней семенил доктор Забегалов, стараясь, не забегая вперед, заглядывать ей в глаза.

Проводив профессоршу и ее ассистента, Николай Ильич вернулся и вопросительно поглядел на нас с Рафаилом. Я молчала. Я считала, что место Виолетты — в наркологической лечебнице, и там она должна была бы провести месяца три, не меньше. Но то лечение, которое ей прописала Ирина Петровна, могло бы убить лошадь. Впрочем, кто я такая, чтобы вмешиваться?

Выход из положения нашел Рафаил. Он сказал:

— Вы знаете, при всем моем уважении к профессору Бориславской я бы на вашем месте не остановился на одном консультанте.