Когда Рафаил показал профессору рекомендации, оставленные Бориславской, он только поморщился и ничего не сказал. А на прямой вопрос Аргамакова, чем же все-таки больна его жена, ответил уклончиво:

— Не все ли равно, как это назвать? Дело не в диагнозе, а в лечении — а все депрессии, в общем, лечатся одинаково, — если врач хорошо чувствует состояние пациента. Вам повезло, Рафаил Израилевич обладает такой интуицией. — И отпустив этот комплимент Рафаилу, который даже зарделся от смущения, он продолжал: — Но в любом случае химия химией, но не стоит забывать и о психотерапии. Рафаил Израилевич — опытный психотерапевт, если рассматривать психотерапию в традиционном для нашей медицины смысле. Но Виолетта Дмитриевна пережила серьезную психологическую травму — мы о ней знаем — и, возможно, какие-то еще нервные стрессы, о которых она сама не помнит, но они сыграли свою роль в развитии ее заболевания. Поэтому я вам рекомендую параллельно обратиться к хорошему психоаналитику. Сейчас откроешь любую газету, тот же бульварный «Московский комсомолец», и видишь объявление: «психоаналитик», «психоаналитик»; хорошо еще, если у этих так называемых психоаналитиков есть хоть десять классов образования. Настоящий врач не будет давать объявлений в газете, у него и так обычно обширная клиентура.

Тут я взглянула на Виолетту — она мне в ответ криво усмехнулась, признавая свое поражение.

— По поводу Виолетты Дмитриевны я поговорю со своим другом профессором Сурковым. Под его началом действует Международная независимая психоаналитическая ассоциация, в которую входят опытные специалисты, стажировавшиеся в Англии. Он порекомендует нам кого-нибудь стоящего, и мы договоримся, чтобы этот психоаналитик, если, конечно, он понравится Виолетте Дмитриевне, приезжал к вам домой несколько раз в неделю. Тут не выдержала Виолетта:

— Почему домой? Я вполне сама могу ездить на прием. — Она, видимо, боялась, что если муж и не запрет ее в сумасшедший дом, то посадит под домашний арест.

— Или ваша жена сама будет ездить к ним. У них офис недалеко от Белорусского вокзала.

Итак, все стороны были явно удовлетворены, и когда профессор поднялся, сам Николай Ильич поспешил подать ему пальто. Распрощавшись с банкиром и Виолеттой, Семен Аронович обратился к нам с Рафаилом:

— А теперь, молодые люди, не сочтите за труд проводить старика до машины.

И мы вышли из квартиры, поддерживая старого профессора под обе руки. Как только дверь за нами захлопнулась, Семен Аронович обратился к нам:

— Молодые люди, вы, очевидно, еще не совсем усвоили психологию богатых, просто вы с ними мало сталкивались. Так что учитесь у меня, старика. Вот вы, Рафаил Израилевич, что вы ей назначили? Амитриптилин — так ведь его можно купить в каждой аптеке, им лечатся даже уборщицы! Или феназепам — мы-то с вами отлично знаем, что это единственный советский препарат мирового уровня и он во многих отношениях лучше западных аналогов, но ведь он стоит копейки! Это несолидно как-то. Богатые хорошо лечатся только тогда, когда лечатся очень дорого. А вот я ей выписал флуанизон — пусть поищут! Сами знаете, лекарство это слабое, оно ей особо не поможет, да ведь и вреда не принесет. А привезут они его откуда-нибудь из Германии, так одно сознание, что другие его достать не могут, окажет такое воздействие! Так что в следующий раз не стесняйтесь, выписывайте этим новым русским самые дорогие лекарства, не жалейте их денег, и тогда будет толк.

Когда мы выходили из лифта, профессор добавил:

— И вот еще что. Сам я в психоанализ не верю, у меня консервативные взгляды, наверно, я просто устарел. Но пусть она будет хоть чем-нибудь занята. Ребята у Суркова славные, почему бы не дать им подзаработать? Кто знает, вдруг ей это и поможет.