Набрался храбрости? Это что-то новое. Он действительно волнуется, иначе он не преминул бы заметить мою обновку.

— Жаль все же, что ты не догадался мне позвонить, я сейчас спешу, у меня свидание.

— Разумеется, деловое?

— Увы…

Но он не поддержал моего игривого тона.

— Нам обязательно надо поговорить!

— Тогда тебе придется проводить меня до метро.

Он пошел рядом, заглядывая мне в глаза.

— Извини, что я тебе не позвонила, но я не знала, что Анна Сергеевна умерла, меня не было в Москве. Мне действительно очень жаль…

— Главное, что она не мучилась. Она прожила хорошую жизнь и не такую уж короткую.

Человек умирает, и те, кто его знал, говорят вежливые, ничего не значащие фразы, делая вид, что скорбят. Но я практически была незнакома с Анной Сергеевной, а Аркадия она явно раздражала, несмотря на его игру в любящего племянника. К тому же, насколько я знала, он был единственным ее наследником — а вдова академика была женщиной не бедной даже по нынешним временам.

— Что ж, все мы там будем…

Мы помолчали для приличия, и наконец он задал вопрос, ради которого и пришел:

— Агнесса, ты выйдешь за меня замуж?

Мое тело еще помнило ласки Пети, а душа не остыла после столкновения с нравами новых русских в ресторане. Я ответила прежде, чем успела подумать:

— Нет!

Нет, я не смогу жить и спать с человеком, к которому не чувствую ни малейшего влечения и который все время будет думать о том, сколько он сегодня «недонажил».

Аркадий переменился в лице, и я поспешила смягчить резкость своего ответа:

— Аркадий, мы знаем друг друга столько лет, и мы с тобой такие хорошие друзья… Через некоторое время, может быть, что-нибудь изменится — и тогда, в другой раз…

— Другого раза не будет.

Он остановился, и я остановилась вместе с ним.

— Извини, Аркаша, я действительно опаздываю, я должна идти.

— Прощай! — Голос его прозвучал драматически, он повернулся и зашагал от меня прочь.

Куда? Не оставаться же ему вечно в моем спальном районе, все равно ему надо спускаться в метро, да и поймать машину гораздо легче на проспекте Вернадского, чем в глубине квартала. Дурачок, надо же ему было выбрать для очередного предложения такой момент, когда я тороплюсь! Вечером я бы вывернулась как-нибудь, и мой отказ прозвучал бы не так обидно. Но ничего, ему не в первый раз, оклемается. Но, боюсь, в течение полугода я его не увижу.

Как раз именно в этом я оказалась не права.

ЭКСТРАСЕНСИХА ЛОЛА

И с этого дня началась наша с Виолеттой эпопея — наши хождения по всевозможным врачам, ясновидящим, экстрасенсам, колдунам и магам.

Николай Ильич казался мне человеком, бесконечно влюбленным в свою жену. Ему было пятьдесят шесть лет; насколько я поняла, у него до Виолетты была семья. Встретив однажды Виолетту, он потерял голову, бросил все: дом, жену, с которой прожил много лет, двух детей — и нырнул в омут вниз головой.

А Виолетта и была как омут, в котором исчезало все: деньги, страсти, обычная человеческая жизнь. Но ее нельзя было назвать жадной, нет, она была естественной во всех своих потребностях: она прекрасно понимала, какое она сокровище, и требовала для себя соответствующего обрамления.

Я много узнала о ней за дни, проведенные с нею вместе. Иногда, под настроение, она охотно рассказывала о себе, но, бывало, резко обрывала разговор. У меня создалось впечатление, что замолкала она не потому, что боялась поведать мне слишком много, а из-за того, что не хотела копаться в каких-то своих болезненных воспоминаниях.

Иногда она меня просто поражала.