Единственная слабость Аллы — ее привязанность к моему брату, которую я никак не могу объяснить психологически. Ей приходится с ним нелегко — она относится к нему всерьез (она ко всему относится всерьез), а с ним нельзя иметь дело, не обладая чувством юмора. Ей приходится его часто прощать — и это она тоже делает всерьез. Самое ужасное для Юры заключается в том, что, все время причиняя ей огорчения, он ее безумно любит и при этом понимает, что в любой момент может переступить ту грань, за которой она его уже не простит. Алла — не из тех женщин, что будет цепляться за мужчину, даже за самого любимого. И трое детей ее тоже не остановят, хотя у меня есть подозрение, что третьего она рожала не из-за страстного желания иметь еще одного ребенка, а из-за неприятия аборта как такового, скорее всего из религиозных соображений. Она вообще склонна к христианству в его идеалистической форме — не путать с православием; она воспринимает божественное как волю провидения, как стезю, по которой начертано идти человеку, и не любит всего, что идет от дьявола, даже если это булгаковский Воланд. Кстати, вот на этом я сейчас и сыграю!

Алла, казалось, смотрела сквозь меня, но тем не менее предложила:

— Садись.

Я села на стул лицом к ней, а Юра, повиливая хвостиком, отправился на кухню. Алла сразу взяла быка за рога:

— Я понимаю, что ты явилась с лучшими намерениями, но на этот раз ты ничем не можешь ему помочь. Твоя миссия здесь бесполезна.

— Алла, я пришла просто поговорить.

— Нам не о чем говорить. Он опять меня обманул, и теперь уже я его не прощу.

— Прощать или не прощать — это твое дело но ты же человек разумный и должна повиноваться не эмоциям, а расчету. Я понимаю, что ты оскорблена в лучших чувствах, ты можешь не иметь никаких отношений с моим братом как жена, но, боюсь, ты сейчас думаешь только о себе, а не о детях…

— И ты, и твой брат — вы всегда думаете только о себе!

Дверь слегка отворилась, и в просвете показалась голова Юры; я помахала ему рукой — мол, неси сейчас же кофе!

Мы действительно понимаем друг друга без слов. Через минуту дверь отворилась, и Юра, вся фигура которого выражала покорность, вкатил в гостиную сервировочный столик с маленькими кофейными чашками и кофе в турке. Я разлила кофе, нарезала на тонкие ломтики рулет; это дало мне необходимую передышку — Аллу надо было сбить с выбранного ею тона, а для этого ее следовало переключить на что-нибудь другое, хотя бы на кофе. Алла машинально взяла чашку и поднесла ее ко рту. Я воспользовалась моментом:

— Хотя бы расскажите мне, что случилось! Я же ничего не знаю!

И они заговорили оба разом, перебивая друг друга. Им обоим так надо было выговориться! Я хорошо знала Аллу — я была уверена, что с того момента, как она поймала мужа на месте преступления, она не сказала ему ни слова.

— Это все из-за Милы… — начал Юра.

— Мила — только одна из многих. — Негромкий голос Аллы заставил Юру опустить голову. — Если он может променять меня на такую или подобную ей девицу, то пусть обходится без меня.

Постепенно у меня сложилось представление о том, что произошло. По словам Аллы, она давно подозревала, что у Юры появилась пассия на работе. Методом исключения, учитывая даже сотрудниц фирм-соседей по особняку на Ордынке, она вычислила, что ею может быть только Мила, и никто больше. Она тогда серьезно поговорила с Юрой, и он клятвенно заверил ее, что ничего между ними нет, не было и, главное, не будет, тем самым выдав себя — зачем же ему было иначе говорить о том, чего не будет? (Да, Алла все-таки женщина, этого у нее не отнимешь, — и почуяла, и вычислила, и поймала на оговорке!) Алла в очередной раз предпочла поверить мужу и заняться своими делами, отбросив подозрения.