— То есть как это взорвалась? Как хлопушка?

— Не, как настоящая бомба! Земля так и полетела во все стороны!

Оказывается, именно благодаря этому обстоятельству Галя и узнала о происшествии — мальчишки пришли домой перемазанные с ног до головы и к тому же порядком перепуганные: на допросе, который тут же учинила им обозленная мать, Митя молчал, как советский разведчик в лапах гестапо, зато семилетний Вася не выдержал и раскололся.

— Хоть кусочек от этой коробки остался? — Я пыталась говорить ровным голосом, как будто случилось нечто совершенно обыденное.

— Не-а, ничего не осталось, зато воронка — класс!

— Галя, не волнуйтесь так, ничего не случилось, просто кто-то решил надо мной подшутить. А вы, сорванцы, слушайте: я не надеру вам уши, хотя стоило бы, и даже мама ваша с этим согласится, если вы покажете мне, где все это произошло.

Мальчишки тут же предложили мне свои услуги: они явно не ожидали, что так легко отделаются, а, впрочем, по большому счету это им было все равно. Я вернулась к себе и на скорую руку оделась, сунула несколько шпилек в свою нечесаную гриву, и мы с мальчишками отправились на место взрыва. Идти было совсем недалеко, и через три минуты мы уже были на пустыре.

Увы, это была уже далеко не та захламленная строительным мусором и перекопанная площадка, к которой мы привыкли. Несмотря на субботнее утро, тут кипела жизнь. Распоряжались здесь рабочие в ярких оранжевых жилетах, трезвые как стеклышко: никаких канав и ям не осталось и в помине, и часть площадки была уже заасфальтирована. Зазевавшись, мы с сорванцами чуть не попали под поезд-асфальтоукладчик, и нам досталось от водителя; впрочем, на этот раз я не обратила никакого внимания на густой солдатский мат, а Митя с Васей лишь присвистнули от восхищения.

Мне нравится, что дороги в Москве стали походить на дороги, а не на полосу препятствий. Когда мой «Москвич-бенц» на ходу, то я очень хорошо чувствую разницу между московскими мостовыми и загородными «автострадами», так похожими на проселочные грунтовки. Например, когда ты по ямам и колдобинам выбираешься из какого-нибудь Одинцова и наконец доезжаешь до реконструированной и залитой светом кольцевой, то в благостном настроении благодаришь Бога и нашего мэра. Но это уж слишком — работать в субботу, и так быстро! У Лужкова какая-то патологическая страсть к дорожным работам! Нечего и говорить, что от взорвавшейся коробки не осталось и следа.

Разочарованная, я вернулась домой одна — мальчишки куда-то убежали. Конечно, Галя постарается забыть об этом взрыве, тем более что я еще раз попытаюсь ее успокоить, подтвержу, что речь шла о розыгрыше, что в коробке была всего лишь хлопушка и что невинная шалость ее сыновей избавила меня от неприятного опыта. У Гали и так полно забот, а милиции она боится больше всего на свете.

Милиция… А могу ли я вообще обращаться в милицию? Что я им скажу: что меня преследовали неизвестные личности, шли за мной по пятам, что по телефону мне угрожали, а вчера вечером к ручке моей квартиры подвесили бомбу в нарядной упаковке, и она взорвалась… Если бы они мне даже и поверили — а все это слишком похоже на бред, мне самой трудно было бы в это поверить, если бы это случилось с кем-нибудь другим, — то где свидетели, где доказательства? Адская машинка — что это: настоящая бомба или всего лишь дефектный образец китайской пиротехники? В любом случае для милиции гораздо проще будет свести все к фантазиям неуравновешенной особы, чем иметь на руках нераскрытый террористический акт, связываться с ФСК…

Что такое наша милиция, я знаю очень хорошо. Около года назад в нашем универсаме у меня из сумочки украли кошелек, в котором почти не было денег, зато был паспорт. Ну и намучилась же я, пока его восстанавливала! Началось с того, что никто у меня не желал принимать заявление о краже кошелька и документов: дежурный заявил, что это не его дело, об этом надо говорить с моим участковым, и «приходите в пятницу».