Наблюдал, как она потягивается у окна и переодевается. К собственному стыду, тысячу раз пожалел, что повесил на втором этаже такие плотные шторы.
А потом пошел дождь. Свет в комнате Аси погас, дом погрузился во мрак. Дождь барабанил по крыше, откосам, мощенным камнем дорожкам. Стоило пойти в укрытие, благо в заборе больше не торчали никакие гвозди, но Малкольм почему-то продолжал лежать на холодной сырой земле.
Он отчаянно боролся с желанием вернуться в дом.
Посмотреть на спящую Асю.
Погреться у остывающего камина, пока шерсть не обсохнет.
Ну и доесть сворованный кусок мяса, если его не выбросили, что маловероятно.
Но помечтать-то можно?
И все же здравый смысл взял верх. Хотя какой он здравый? Самым разумным было бы сразу сказать:
– Вот твоя комната, вот еда, чтобы я тебя не видел и не слышал, кстати, я оборотень, так что три дня по дому будет ходить здоровый волк, если пошутишь про блох – отчислю.
И нет проблем!
А он что? Сначала Малкольм думал, что Братис предупредил любимую доченьку о сущности старого знакомого. Потом, когда понял, что Анастасия ни сном ни духом… потом он вдруг понял, что она считает себя и всех нелюдей уродами (ну или просто боится), и решил не рассказывать. Это изрядно удивляет до сих пор. Когда это Малкольм Криган боялся раскрыться? Многие девушки прямо-таки тащились от самой мысли побывать в постели у зверя.
Официальная причина: Малкольм не хотел, чтобы узнала студенческая общественность. Но, во-первых, общественность может и сама догадаться, рано или поздно кто-то найдет его полное расписание и обнаружит, в какие дни у магистра выходные каждый месяц. Во-вторых, он мог приказать – и Ася бы не осмелилась нарушить слово.
Так что вопрос остается открытым.
В тот момент, когда он почти возгордился собственной выдержкой, дверь дома вдруг открылась.
«Куда это ты собралась?» – насторожился Малкольм.
И решил, что, если Ася попробует выйти из дома, он на нее снова нарычит, и плевать, насколько сильно напугает. Она думает, в городе других оборотней нет? Или что стража ее не поймает, если темно и ничего не видно? Так по звукам чихания найдет.
Но адептка остановилась на крыльце, чихнула, всмотрелась во тьму сада и негромко позвала:
– Эй, ты здесь? Песик? Дождь идет…
Ее голос звучал… виновато?
– Ты замерз? Если хочешь, можешь вернуться. Только не кусайся и не рычи на нас! Слышишь? Возвращайся!
«Я принял твердое мужское решение и не буду рисковать, оставаясь в доме», – подумал Малкольм.
Ну и где-то в конце этой длинной бессмысленной мысли обнаружил себя несущимся по дорожке с – вот позор! – торчащим вертикально хвостом.
Анастасия засмеялась и ласково потрепала его по голове.
– Мокрый, холодный! Ужас!
А вот мясо она уже, к сожалению Малкольма, убрала. Нельзя получить все и сразу.
Проигнорировав миску, он улегся у камина: сохнуть и размышлять, почему же так сложно отказаться провести вечер в доме, который раньше он даже не считал своим. Просто дом, в котором приходится ночевать, проводить выходные. Здание, где лежат его вещи.
Орхар его отверг, Амбрессия так и не стала настоящим домом. Порой Малкольм задумывался о том, чтобы уехать куда-то еще, попытать счастья в Вербии или Клеврандии. Не затронутые войной, они имели куда больше причин принять бывшего военного в ряды своих подданных.
Но сейчас вдруг промелькнула мысль: может, дело не в стране и не в подданстве? И даже не в прошлом, а в чем-то, что заставляет возвращаться домой из-под мокрого куста. Может, Братис в чем-то и прав.
Дом погрузился в тишину: Ася и Ося ушли наверх, спать. Магия окончательно набрала силу, тепло каминов распространилось по комнатам, и в отсутствие сна Малкольм рассеянно бродил по дому, разминая лапы после долгого лежания на земле. |