Дарья Терентьевна сидѣла тутъ-же и слушала, искоса посматривая; на Плоскова.
— Вѣдь никакого смысла нѣтъ вотъ въ такомъ чтеніи, сказала она наконецъ. — На сценѣ ежели дѣлать репетицію — ну, тогда я понимаю.
— Ахъ, какъ возможно! Мы все-таки привыкаемъ къ интонаціи, отвѣтилъ Плосковъ.
Черезъ нѣсколько времени Дарья Терентьевна спросила его:
— Заводчикъ Корневъ у васъ не будетъ играть?
— Кажется, что его хотятъ пригласить сыграть комическую роль въ «Что имѣемъ, — не хранимъ». Тамъ двѣ хорошія комическія роли, а у насъ только одинъ хорошій комикъ.
— Вотъ это прекрасный молодой человѣкъ, солидный. Любочка въ прошломъ году одинъ разъ танцовала съ нимъ въ Коммерческомъ собраніи.
— Маменька, да вы-бы хоть чаю велѣли подать Виталію Петровичу, заговорила Люба.
— Позвони въ колокольчикъ — подадутъ, отвѣчала мать сурово.
Дѣвушка сдѣлала движеніе съ пуговкѣ электрическаго звонка, но Плосковъ остановилъ ее.
— Нѣтъ, нѣтъ. Благодарю покорно. Я не хочу чаю.
— Отчего-же? Выпейте, опять какъ-то нехотя сказала Дарья Терентьевна.
— Боюсь простудиться. Напьешься горячаго, а потомъ сейчасъ выдешь на воздухъ и горло можетъ захватить. А намъ, актерамъ-любителямъ, чистый голосъ нуженъ.
— Ужъ будто такъ и нуженъ! И спектакли-то, я думаю, вовсе не нужны.
— Прекрасное, благородное развлеченіе.
— Не нахожу, чтобы оно было благородное. Извините вы меня, но, по моему, оно даже глупое.
— Чѣмъ-же? Чѣмъ-же, Дарья Терентьевна?
— Да вотъ вамъ нужно дѣлами заниматься, хлѣбъ себѣ заработывать, а вы пустяками занимаетесь.
— Дѣлу — время и потѣхѣ — часъ. Вѣдь это все въ свободное отъ занятій время.
Считовка кончилась. Плосковъ началъ прощаться.
— Такъ до послѣзавтра, Любовь Андреевна, говорилъ онъ. — До свиданія. Дарья Терентьевна. Надѣюсь, что и вы пожалуете вмѣстѣ съ дочкой на репетицію.
— Непремѣнно пріѣду. Должна-же я видѣть что у васъ за народъ эти самые актеры и что у васъ тамъ происходитъ.
Плосковъ ушелъ.
— Вотъ нахалъ-то! воскликнула Дарья Терентьевна, когда за нимъ закрылись двери.
— Зарѣзали вы меня, маменька, безъ ножа зарѣзали своею грубостью! сказала Люба, чуть не плача.
— Погоди, не то еще будетъ, ежели онъ не уймется въ своемъ нахальствѣ.
— Да что онъ вамъ сдѣлалъ? Въ чемъ вы видите его нахальство?
— Какъ въ чемъ? Русскимъ языкомъ даю ему понять, что не желаю, чтобы онъ у насъ остался, а онъ все-таки остается.
Люба отвернулась и слезливо заморгала глазами.
VIII
Первая репетиція спектакля была назначена уже на сценѣ, въ театральномъ залѣ. Назначена она была вечеромъ въ 7 часовъ. Дарья Терентьевна ни за что не хотѣла отпустить дочь одну и поѣхала съ ней вмѣстѣ на репетицію. Когда онѣ къ 7 часамъ явились въ театральный залъ, актеры-любители были уже всѣ въ сборѣ, хотя репетиція еще и не начиналась. Нѣкоторые изъ актеровъ пріѣхали въ залъ далеко еще до 7 часовъ. Комикъ Конинъ явился съ цѣлой корзиной вина и уже угощалъ товарищей. Въ темномъ, освѣщенномъ только пятью-шестью газовыми рожками, залѣ, какъ шмели, жужжали участники любительской труппы, разговаривая между собой. Вдали виднѣлась сцена съ освѣщенной рампой и съ декораціей, изображающей комнату. Когда Дарья Терентьевна и Люба вошли въ залъ, ихъ встрѣтилъ Плосковъ и повелъ къ режиссерскому столу, за которымъ сидѣли офицеръ Луковкинъ и Кринкина. Около Кринкиной стоялъ гимназистъ Даниловъ,
— Только васъ и ждемъ, сказалъ Луковкинъ Любѣ. — Сейчасъ можемъ и начинать. Первой пьесой будемъ репетировать «Которая изъ двухъ», прибавилъ онъ и представился Дарьѣ Терентьевнѣ, отрекомендовавшись режиссеромъ. |