|
Он всегда будет в гуще событий, всю свою жизнь, а возможно и потом, но не совсем лично. Его слова привели меня в полное уныние. В то время я искренне считал дона Хуана вредным старикашкой, который получает особое удовольствие от того, что выставляет меня полным дураком. Он напоминал мне преподавателя скульптуры из художественной школы, которую я когда-то посещал. Этот мастер обязательно подвергал критике все, что делали ученики, и во всех их работах находил изъяны. Затем он требовал, чтобы работы были исправлены соответственно его указаниям. Ученики отходили и делали вид, что подправляют что-то в своих скульптурах. Я вспоминал, ка- ким самодовольством сиял мастер, когда, осматривая якобы переделанные работы, он приговаривал: - Ну вот, теперь совсем другое дело! - Не унывай, - сказал дон Хуан, прерывая мои воспоминания. - В свое время я тоже через это прошел. Многие годы я не просто не знал, что выбрать, но думал, что у меня просто нет переживаний, из которых можно выбирать. Мне казалось, что со мной вообще никогда ничего не происходи- ло. Конечно же, все со мной происходило, но, пока я старался защищать идею самого себя, у меня не было ни времени, ни желания что-то замечать. - Ты можешь конкретно сказать мне, дон Хуан, чем плохи мои истории? Я знаю, что они - ничто, но остальная моя жизнь точно такая же. - Я повторю тебе еще раз, - сказал он. - Истории из альбома воина - не личные. Твоя история о том дне, когда тебя приняли в аспирантуру, - это не что иное, как предположение, что ты центр мира. Ты чувствуешь, ты не чувствуешь. Ты понимаешь, что я имею в виду? Вся эта история - это ты сам! - Но может ли быть иначе, дон Хуан? - спросил я. - В другой истории ты уже почти прикоснулся к тому, о чем я говорил, но снова превратил это в нечто в высшей степени личное. Я знаю, что ты мог бы добавить еще больше деталей, но все эти детали были бы просто продолжением твоей личности. - Я на самом деле не могу понять, о чем ты, дон Хуан, - возразил я. - Любая история, увиденная глазами очевидца, по определению должна быть личной. - Да-да, конечно, - сказал он с улыбкой, как всегда, наслаждаясь моим смущением. - Но тогда это история не для альбома воина, а для какой-то другой цели. Памятные события, которые мы ищем, несут на себе темную печать безличностности. Они пропитаны ею. Я не знаю, как еще объяснить это. В этот момент меня как будто озарило, и я понял, что он имел в виду под "темной печатью безличностности". Мне показалось, что он имел в виду нечто зловещее. Зловещее значение для меня имела тьма. Я тут же рассказал дону Хуану историю из моего детства. Один из моих старших кузенов был интерном в медицинской школе. Однажды он привел меня в морг, убедив предварительно, что молодому человеку совершенно необходимо видеть мертвецов; это зрелище очень поучительно, ибо демонстрирует бренность жизни. |
