Гребенщиков настаивал, чтобы партия духовых инструментов была сделана в духе мелодии Исаака Дунаевского из фильма «Дети капитана Гранта». Музыкант выслушал пожелания Бориса и всех членов «Аквариума», аккуратно записывая версии в нотную тетрадь.

«Беренсон разложил свою партию на три трубы, и я прописал их по трём каналам, – вспоминал Тропилло. – Такой скрупулёзный подход меня сильно впечатлил».

В октябре 1984 года альбом ринулся в народ. Надо отметить, что, в отличие от Ленинграда, в Москве никакого фурора он не произвёл, был назван скучным и подвергся критике. Изысканные тексты и символизм называли «метафизическими ананасами в шампанском», причём подобная терминология рождалась в кругу рок журналистов, воспитанных на песнях «Мой друг музыкант», «Прекрасный дилетант» и «Немое кино».

«В Москве постоянно ждут агрессии, мата и наездов, – сетовал Гребенщиков в беседе с автором. – В той ситуации меня поддержали Макаревич с Кутиковым, которые оценили “День Серебра” как феноменальный шаг вперед. У меня самого случилось ощущение полной победы, и мне было лишь не вполне понятно, как именно эту победу воспримут остальные».

С тех пор прошло немало времени, и надо заметить, что восприятие альбома критиками изменилось радикально.

«“День Серебра” стал вершиной “Аквариума”, потому что именно в нём оказался установлен и побеждён Враг, – утверждал в “Истории светлых времён” Василий Соловьёв Спасский. – Этот Враг побеждается музыкой, басы с виолончелью создают укачивающее пространство, а Гаккель всё таки заставил свой инструмент звучать психоделически».

«Цитаты прорывали грубый холщовый мешок, в котором БГ хранил свой культурный багаж, и с глухим стуком падали на питерскую мостовую, – писала литературный критик Ксения Рождественская. – Вода продолжала течь под аполлинеровским мостом Мирабо, драконы вовсю приземлялись на поле И Цзин, а Кольцо Всевластия было отдано Гребенщикову и Севе Гаккелю на сохранение… Светлый, яркий, яростный – гребенщиковская “заумь” и склонность к цитированию здесь удивительно вписались в гениальные аранжировки… Неудивительно, что именно сюда вошла песня о том, “как страшно двигаться дальше”. А иногда даже кажется, что дальше двигаться вовсе и не следовало.

СМЕНА ПЕЙЗАЖА

«Это было время, когда так называемый успех концерта был предрешён заранее. Не имело никакого значения, где мы выступаем. Всегда был аншлаг, и всегда была иллюзия успеха – независимо от того, насколько хорошо мы в этот момент играем».

Сева Гаккель

Очередным приключением в жизни наших менестрелей стало непредвиденное знакомство с двадцатитрёхлетней американкой по имени Джоанна Стингрей. Падчерица успешного галерейщика из Лос Анджелеса и приятельница переехавшего в Калифорнию Андрея Фалалеева, она приехала весной 1984 года в Ленинград и спонтанно созвонилась с Севой Гаккелем. Разговор был коротким, сразу же договорились встретиться у гостиницы «Москва» в пять часов вечера.

«Не говоря ни слова по русски, мы с моей сестрой Джуди кое как добрались до метро, – сообщала певица в книге “Стингрей в стране чудес”. – И когда мы пересеклись с Борисом и Севой, Гаккель сказал: “С иностранцами нам встречаться нельзя. Никогда не знаешь, кто действительно может работать на КГБ… Я говорю совершенно серьёзно”».

В Ленинграде Стингрей неожиданно обнаружила роскошную подпольную рок сцену. Она побывала на концертах «Аквариума» и «Странных игр», подружилась с Курёхиным, Цоем и новым гитаристом «Кино» Юрой Каспаряном. Периодически Джоанну забирали в милицию – в частности, так случилось после её первого посещения рок клуба.