Она выросла в семье простых крестьян, но никогда не проявляла склонности к работе на земле. Родители баловали красавицу-дочь и никогда не заставляли ее заниматься неприятными делами. Она не пачкала руки, не гнула спину – только и забот у нее было, что радовать отца и мать.
Родители и дочь не имели между собой ни малейшего сходства. Поначалу это не бросалось в глаза, но когда девочке исполнилось четырнадцать, различие между теми, кто ее воспитал, и ею самой сделалось просто вопиющим. Низкорослые рыжеволосые крестьяне с грубыми ручищами явно не могли быть родными отцом и матерью этой красавицы с матовой бледной кожей.
Заговорили о том, что Азалия была подброшена к бедной хижине бездетных супругов. Те больше не могли отрицать правды; однако на отношениях, которые сложились между воспитателями и девушкой это никак не отразилось. Азалия продолжала величать их «матушкой» и «батюшкой», а те просто не чаяли в ней души.
Граф Мак-Гроган заметил эту девушку в лесу, где она бродила, напевая себе под нос. Одежда на ней была самая простая, чиненая во многих местах, но красота девушки пленила графа. Он окликнул ее, и завязался разговор.
На следующий день граф посетил хижину ее родителей. Бедные крестьяне низко кланялись господину и предлагали ему любое угощение, какое только могли найти у себя в погребах, но граф лишь выпил немного молока и попросил обоих сесть и поговорить с ним спокойно.
Женщина попросила дозволения уйти, а ее муж остался с графом. Он не решался сесть в присутствии своего господина, однако тот настоял, и оба устроились на бревне во дворе, среди домашней птицы, гуляющей между грядками.
Картина эта могла бы вызвать умиление у стороннего наблюдателя – да только никто не осмеливался подсматривать за господином графом. Уж коли нашлись у него причины так себя вести, стало быть, простому люду следует держаться скромненько, в сторонке.
Граф спросил:
– Откуда в вашем доме эта девочка?
– Господин уж наверное догадался, – отозвался крестьянин, – что Азалия нам не родная дочь, хотя боги нам свидетели – мы растили ее, как умели, и ни в чем ей не отказывали! Не знаю, кто принес ее к нашему порогу. Собственных деточек у нас не рождалось. Я бы, конечно, хотел сына – помощника, а боги прислали нам дочку… Пользы от нее, сами понимаете, господин, никакой, но она доставляет нам радость, а это важнее всякой пользы. Она появилась у нашего дома ночью. Моя жена говорит, будто разразилась в тот день гроза, а я не припоминаю – давно это было! Младенец лежал в корзине, завернутый в одеяло.
– Вы сохранили корзину и одеяло? – быстро спросил граф.
Крестьянин развел руками.
– В них ничего особенного не было. Думаю, тот, кто доставил ребенка, позаботился о том, чтобы не оказалось никаких знаков, по которым можно было бы девочку опознать. Ни медальона, ни особых вышивок. На ней даже одежды не было. Только одеяло, перетянутое веревкой, и все. Вещи куплены на рынке в ближайшем городке, там таких полным-полно… Уж поверьте, господин, мы ли не искали примет!
Граф чуть опустил голову.
– Это и неважно, – молвил он спустя короткое время. – Расскажи мне еще об Азалии. Кто назвал ее так?
– Моя жена. Она сразу подумала, что девочка не из простых, вот и решила дать ей необычное имя. Чтобы не кликали нашу красавицу так, как кличут обычных деревенских девчонок.
– Почему твоя жена решила, будто девочка не из простых?
– Была бы из простых, ее бы не стали подбрасывать, – ответил крестьянин совершенно бесхитростно. – У нас все иначе, чем у господ. Если ребенок не нужен, найдут способ избавиться – утопят или закопают, а соседям скажут, будто младенчик помер. Никто ведь не удивится, если у крестьянки младенец помрет! Знатные – другое дело. |