– Ты обещал, что твой друг граф Мак-Гроган заплатит мне хорошие деньги, если я доставлю тебя к нему в замок целым и невредимым, – заявил Конан. – И я намерен получить мою плату. Если тебя интересует мое мнение, то вот оно: эта таверна стоит здесь на отшибе, до ближайшего города не менее двух, а то и трех дней пути… Да и с чего ты взял, что это таверна?

– А что это, по-твоему?

Конан пожал плечами. Гэлант дружески кивнул ему.

– Поступим так. Расположимся здесь на отдых, но киммериец пусть будет начеку: если его подозрения подтвердятся, будем выбираться. Я обещаю тебе, Конан, отдельную плату за благополучный исход этого дела.

– Лучше бы мы заночевали в лесу, тогда благополучный исход обошелся бы тебе бесплатно, – сказал киммериец.

– Я предлагаю пари, – пояснил Гэлант.

– Я выиграю, – ответил Конан. – С моей стороны было бы нечестным соглашаться на пари с человеком, который ровным счетом ничего не понимает.

– Смею тебе напомнить, Конан, что я проехал сотни и тысячи миль по всем странам Хайбории, я побывал даже в Стигии – и отовсюду выбрался живой, – сказал Гэлант. – Вряд ли твой опыт больше моего.

Конан не снизошел до ответа.

– Стало быть, договорились! – воскликнул Гэлант.

– Погоди, – остановил его Конан. – А какова будет моя плата, если я проиграю?

– Недельное жалованье и три истории из твоей жизни, из которых я мог бы сделать песни, – предложил Гэлант.

– Небольшая плата, – заметил Конан. – Особенно если учесть, что мне не придется ее отдавать.

Конан вошел в таверну первым. Могучим пинком ноги он распахнул дверь и уставился в темное помещение. Это, несомненно, была таверна. Прилавок, большой котел, заметный в широком квадратном окне позади прилавка, длинный стол и две вытертые лавки. На потолке – закопченное колесо, с которого свисало несколько десятков глиняных масляных ламп.

Однако масло в лампах давно прогоркло, фитили покрылись пылью, копоть и сажа заросли паутиной. На полу лежал толстый слой пыли.

– Здесь давно никого не было! – громко объявил Конан. – Попробуем переночевать, но в том, что касается еды и выпивки, нас ждет полное разочарование.

И тут в темном углу комнаты кто-то пошевелился. Конан насторожился: он мог бы поклясться, что мгновение назад там никого не было. Киммериец обнажил меч, готовясь встретить любую неожиданность. Его спутники уже входили. Конан поднял левую руку в предупреждающем жесте.

– Выходи на свет! – крикнул киммериец, обращаясь к невидимке, что таился в полумраке.

Послышались легкие шаги, и перед Конаном появилась маленькая фигурка, несомненно, женская: это была девушка лет шестнадцати, с очень белым лицом и длинными черными волосами. Она была облачена в лохмотья, но смотрела прямо и гордо. Ее босые ноги посинели от холода, однако это обстоятельство ничуть ее, казалось, не смущало.

Конан опустил меч.

– Кто ты? – спросил он.

– Гаусина.

Голос прозвучал чуть хрипло и все же он был приятным, грудным и низким.

– Гаусина – это всего лишь имя, – заметил Конан. – А я спросил о том, кто ты такая.

– Я не больше моего имени, – ответила девушка.

Гэлант отстранил своего телохранителя.

– Довольно тебе допрашивать бедное дитя! – сказал сказитель. – Разве ты не видишь, что она замерзла и наверняка проголодалась?

– Нет, – буркнул Конан, – этого я как раз и не вижу.

– Потому что ты бессердечный, – упрекнул его Гэлант.