Привязав швартов несколькими хитрыми узлами к одной из стоек на главной пристани города, он затем отправился пешком, но уже через первую сотню метров перешел на бег трусцой в направлении расположенного в километре от пристани здания космовокзала, высокого сооружения из стали и стекла, теперь уже изрядно позеленевшего от времени. На взлетно‑посадочной площадке не было как космических кораблей, так и аэробусов местного сообщения.
Глиннес прошел в зал ожидания, погруженный в приятный полумрак – первое впечатление было такое, будто здание вокзала находится на небольшой глубине под водой. Путешественники сидели на скамьях, дожидаясь того или иного рейсового аэробуса. Ячейки камеры хранения выстроились вдоль стены рядом с багажным отделением, в проеме которого за низкой стойкой сидел дежурный по приему и выдаче багажа.
Глиннес пересек весь зал ожидания и пробежал взглядом по ячейкам. Свободные ячейки бросались в глаза открытыми дверцами с ключами в замочных скважинах. Дверца ячейки N42 была закрыта. Глиннес бросил взгляд в сторону дежурного, затем попробовал дверцу – она оказалась запертой на замок.
Сама ячейка была изготовлена из прочного листового металла. Дверца была подогнана очень аккуратно – по всему ее контуру не было ни единой сколько‑нибудь заметной щелки. Осознав невозможность вскрыть ячейку, Глиннес присел на одну из расположенных поблизости скамеек.
Несколько возможностей напрашивались сами собой.
Большинство ячеек было свободно. Среди пятидесяти Глиннес насчитал лишь четыре ячейки с закрытыми дверцами. Стоит ли возлагать слишком уж большие надежды на то, что ячейка N42 все еще содержит черный кейс? Пожалуй, стоит, отметил про себя Глиннес. Вполне могло оказаться, что Лемпель и коренастый лысый инопланетянин, нанявший Джеркони, одно и то же лицо. Лемпель скончался до того, как успел изъять кейс из ячейки N42… Так что, чем черт не шутит!
Загвоздка только в том, как проникнуть в ячейку N42?
Глиннес внимательно рассмотрел дежурного по багажному отделению – невысокий мужчина с редкими растрепанными волосами, продолговатым подергивающимся носом, с выражением безрассудного упрямства на лице. К такому не подступишься – ни прямо, ни каким‑нибудь окольным образом. Этот человек оказался прямым воплощением крючкотворства.
На продумывание плана дальнейших действий у Глиннеса ушло примерно пять минут. Затем он поднялся и прошел к стеллажу с ячейками. В щель монето‑приемника на лицевой панели ячейки N30 он опустил монетку. Закрыв дверь, вынул из замка ключ.
Подойдя к стойке дежурного, Глиннес выложил ключ на стол. К столу тотчас же подошел дежурный.
– Что вам угодно, сэр?
– Сделайте одолжение, спрячьте этот ключ у себя, – попросил Глиннес. – Я боюсь потерять его, если возьму с собой.
Дежурный сделал кислую мину, однако ключ взял.
– Вы надолго собираетесь отлучиться? Попадаются такие клиенты, что оставляя у меня ключ, прямо‑таки злоупотребляют моим долготерпением.
– Меня здесь не будет не более суток. – С этими словами Глиннес положил на столик монету. – Это для поощрения вашего терпения.
– Спасибо. – Дежурный открыл дверцу тумбы и опустил ключ в один из выдвижных ящиков.
Глиннес отошел в сторону и присел на скамейку, с которой можно было незаметно следить за дежурным.
Прошел час. Произвел посадку аэробус из Кэйп‑Флори, выгрузил пассажиров, загрузился новыми. Возле стойки багажного отделения возникла обычная в таких случаях сутолока. Дежурный проворно сновал между многочисленными стеллажами с багажом и вешалками для одежды. Казалось, что после такой вспышки активности он может почувствовать потребность в том, чтобы передохнуть или сбегать в туалет, однако вместо этого дежурный, как только обслужил последнего клиента, налил себе чашку холодного чая и выпил ее одним залпом, затем налил еще одну, но эту уже растянул на несколько минут. |