– Глупости, там она всегда будет в тени, и никто не обратит на нее внимания. Лучше повесить ее между первым и вторым этажом, вровень с окнами тон-ателье.

– Неплохая идея, – соглашается Жюли.

Глория развела руки, потом сблизила их, прикидывая размеры.

– Вот так будет хорошо. Дай рулетку… Она в ящике комода… И блокнот… Спасибо. 60 на 40, получится изящно и интеллигентно.

– Узковато, – отвечает Жюли. – Буквы и цифры должны быть хорошо видны. Фраза «Здесь жила знаменитая скрипачка Глория Бернстайн» займет много места. Конечно, можно убрать два слова – «знаменитая скрипачка», в конце концов, все и так знают, кто такая Глория Бернстайн. Ведь не пишут же на памятниках Альберту Эйнштейну «знаменитый физик»!

– Не язви! Почему ты вечно меня дразнишь? Позвони Мураччиоли, вызови его сюда как можно скорее.

Жюли набирает номер, излагает суть дела и слышит в ответ: «Мы будем счастливы поработать для звезды!» Глория кивает. Мураччиоли соглашается приехать немедленно и привезти с собой плашки разных цветов, в точности повторяющие цвета мрамора. Цена – не проблема, фирма почтет за честь предложить скидку…

– Подчеркни, что я требую соблюдения секретности, – вмешивается Глория.

– И главное, никому не говорите об этом заказе, – говорит в трубку Жюли.

– Само собой разумеется.

– Я очень довольна! – вздыхает Глория. – Ты замечательно все придумала. Подойди, дай тебя обнять.

Жюли возвращается к себе и первым делом звонит Хольцу.

– Здравствуйте, Юбер, это Жюли Майёль, вам удобно разговаривать? Да? Хорошо. Мне нужен ваш совет.

– Буду рад помочь.

– Я долго не решалась с вами поговорить, да и сейчас не уверена, что поступаю правильно, и все-таки… Так вот, моя сестра возжелала мемориальную доску! Что-то вроде «Здесь жила…» и так далее и тому подобное. Дату ухода поставят потом, сестра оставит распоряжение нотариусу. Вы слушаете?

– Очень внимательно. Почему вы беспокоитесь? Кто, как не ваша сестра, заслуживает, чтобы ее слава была увековечена в мраморе?

– Вы правы. Но имеет ли она право действовать подобным образом? Мне неизвестно, что на этот счет гласит устав, можно ли свободно распоряжаться строением, которое одновременно является частной и общественной собственностью? Доску скоро доставят, и вдруг выяснится, что по причине, о которой нам ничего не было известно, устанавливать ее нельзя. Можете себе представить, каким потрясением это станет для моей сестры? Она и так едва дышит.

– Дайте подумать, – отвечает Юбер Хольц. – Вы правы, может возникнуть коллизия. Но a priori мадам Бернстайн вольна действовать по собственному разумению. В конце концов, «Приют отшельника» – не казарма! Да, мне чинили препятствия из-за рояля, но доска на стене никому не может помешать. Почему вы не поговорили с мадам Жансон, не проконсультировались с ней?

Жюли понижает голос.

– Могу я быть с вами откровенна, Юбер?

– Ну конечно, моя дорогая!

– Я не хочу, чтобы кто-нибудь узнал о планах моей сестры, а мадам Жансон… очень общительна. Вы меня понимаете? Если проект неосуществим, лучше похоронить его в зародыше. Если наша председательша проговорится – невзначай, не со зла, – бедняжка Глория будет смертельно унижена.

– Ну да, ну да… – соглашается Хольц. – Но чем я могу быть вам полезен?

– Я подумала – остановите меня, если не согласны, – подумала, что вы могли бы незаметно прощупать почву. Вы – человек нейтральный, мадам Жансон ни в чем вас не заподозрит. Если вы в разговоре случайно как бы случайно – зададите вопрос…

– Легко сказать – случайно! – отвечает Хольц.