Для нас было жестоким ударом узнать, что Гилберт Гиффорд предатель. Как мог священник так поступить? Теперь нам известно, что Уолсингем заставил его работать на себя в обмен на сохранение жизни. Кто бы поверил, что священник способен на такое?
Доминго опасался, что они услышат, как колотится его сердце.
– Люди так слабы, – с трудом пробормотал он.
– Но священники! – воскликнула леди Харди. – А в результате наша королева мертва. Я слышала, что она мужественно встретила смерть и, хотя палач отделил ей голову от туловища только с третьей попытки, не дрогнула до конца. А мы даже не можем носить по ней траур!
– Зато мы можем оплакивать ее в наших сердцах, – сказал сэр Уолтер.
– В нашем доме бывает много посетителей, – продолжала леди Харди. – Они остаются ненадолго, и мы стараемся, чтобы их присутствие осталось незамеченным. Мы держим открытой дверь часовни, и они проходят туда. В часовне есть небольшое помещение – хагиоскоп, – куда можно проникнуть через увитую плющом дверь. В этой комнатушке человек может находиться не замеченным присутствующими в часовне, а потом, улучив момент, когда все выйдут, подняться по короткой лестнице в пуншевую комнату. Мы не хотим, чтобы слуги знали слишком много. После истории с Гиффордом я мало кому решаюсь доверять. Под полом часовни, отец, у нас имеется тайник. Отец Хит однажды спасся, воспользовавшись им. Мы покажем его вам этой же ночью. Никто не знает, когда может понадобиться тайник.
– Надеюсь, этого вообще не произойдет.
– Мы тоже на это надеемся, – отозвался сэр Уолтер. – Довольно долгое время сыщики нас не беспокоили.
– Возможно, – заметил Бласко, – после смерти королевы Шотландской заговоры пойдут на убыль, так как она постоянно была их центром.
Леди Харди фанатично сверкнула глазами.
– Не бойтесь, мы найдем другой центр! Наша задача – восстановить католичество в Англии.
– Очевидно, отец Каррамадино захочет встретиться с детьми, – предположил сэр Уолтер.
– Разумеется, – кивнул Доминго, – ибо они являются официальной целью нашего пребывания здесь.
– Не такие уж они дети, – улыбнулась леди Харди. – Говарду почти восемнадцать, а Бесс уже исполнилось четырнадцать. Я велю их позвать.
Она подошла к шнуру звонка и стояла у двери, пока не появился слуга и не выслушал ее указания.
– Говард добрый католик и посещает мессу, – негромко сказала леди Харди, вернувшись к столу. – Он не болтлив. Но я всегда боялась, чтобы моя дочь принимала участие в этих обрядах. Конечно, я трусиха, но я опасаюсь за нее и стараюсь удержать ее от посещения мессы, пока не почувствую, что для нее это стало более безопасно. Вы должны простить мне мою трусость, отец. Она моя дочь, и…
– Прошу вас, не оправдывайтесь, – сказал Доминго. – Ваши страхи вполне понятны. У каждого из нас есть свои страхи.
Говард и Бесс вошли в пуншевую комнату.
– Это отец Каррамадино и его брат, – представила леди Харди. – Мои дети – Говард и Бесс.
Бесс присела в реверансе, а Говард поклонился.
– Добро пожаловать, – сказал он.
– Мы рады вас видеть, отец, – добавила Бесс.
– Думаю, – промолвила леди Харди, – что теперь, когда отец Каррамадино с нами, мы не будем так сожалеть об отъезде отца Хита. Но помните: называйте его отцом Каррамадино, только когда мы собираемся вместе, как сейчас. Во всех других случаях он мистер Каррамадино, а его брат – мистер Бласко. |