|
Впрочем, меня внесли в список адвокатов. Наконец, мне предложили защищать в суде присяжных одного бедняка, наверное, только для того, чтобы послушать, как я выступаю. В числе присяжных был одни из влиятельнейших безансонских негоциантов; у него, между прочим, велась в суде запутанная тяжба. В этом процессе я сделал для подзащитного все, что мог, и одержал крупный успех; мой клиент был признан невиновным, и я не без драматизма заставил арестовать настоящих преступников, игравших роль свидетелей. Словом, даже члены суда были восхищены так же, как и публика. Я сумел пощадить самолюбие следователя, указав, что обнаружить столь хитро сплетенные козни было почти невозможно. Я приобрел нового клиента в лице этого толстяка-негоцианта и выиграл его тяжбу. Капитул собора поручил мне защищать его интересы в большом процессе с городом, длившемся уже четыре года; я выиграл и этот процесс. Благодаря этим трем делам мне удалось стать известнейшим адвокатом во всем Франш-Конте. Но моя жизнь окружена глубочайшей тайной, мои намерения никому не известны. Я усвоил привычки, позволяющие мне не принимать ничьих приглашений. Советоваться со мною можно лишь от шести до восьми часов утра; после обеда я ложусь спать, работаю же ночью. Разумеется, главный викарий, очень умный и влиятельный человек, поручивший мне дело капитула, уже проигранное в первой инстанции, говорил со мной о вознаграждении. "Милостивый государь, - сказал я, - ваше дело я выиграю, но мне не нужен гонорар, я хочу большего”. - Аббат взглянул на меня с удивлением. - “Знайте, что я очень много потеряю, выступая против городского управления; я приехал сюда, чтобы сделаться депутатом, и хочу заниматься только коммерческими делами, так как депутатов выбирают коммерсанты, а последние не окажут мне доверия, если я буду защищать попов, ибо вы для них - попы. Если я берусь за ваш процесс, то лишь потому, что в 1828 году был личным секретарем министра (жест удивления со стороны аббата), докладчиком Государственного совета под именем Альбера де Саварюса (новый жест). Я остался верен монархическим принципам; но так как вы не составляете в Безансоне большинства, то мне нужно приобрести голоса среди буржуазии. Итак, просимое мною вознаграждение - это голоса, которые могли бы быть поданы за меня в благоприятный момент. Сохраним в тайне этот разговор, и я буду безвозмездно вести все дела вашей епархии. Ни слова о моем прошлом, и будем верными друзьями”. Придя поблагодарить меня после выигрыша процесса, главный викарий передал мне банковый билет в пятьсот франков и шепнул: “Голоса у вас будут”. Побеседовав с ним раз пять, я, кажется, стал его другом. Теперь, будучи завален делами, я берусь только за те яз них, которые касаются негоциантов, говоря, что коммерческие вопросы - моя специальность. Благодаря этой тактике меня ценят в торговом мире и я знакомлюсь с влиятельными лицами. Таким образом, все идет хорошо. Через несколько месяцев я подыщу в Безансоне подходящий для покупки дом, чтобы получить избирательный ценз. Надеюсь, ты одолжишь мне необходимые для этого деньги. Если я умру или потерплю неудачу, твой убыток будет не так уж велик, чтобы стоило обращать на это внимание. Квартирная плата обеспечит тебе проценты, и к тому же я постараюсь выждать хорошей оказии, чтобы ты ничего не потерял на этой необходимой для меня торговой сделке. Ах, дорогой мой Леопольд! Даже у игрока, делающего ставку на последние крохи своего состояния в ту роковую ночь, когда он должен либо обогатиться, либо разориться, не бывает такого непрерывного звона в ушах, такой нервной дрожи, такого лихорадочного возбуждения, какие я испытываю каждодневно, играя последнюю партию в игре с честолюбием! Увы, мой дорогой, единственный друг, вот уже скоро десять лет, как я борюсь. В этой борьбе и с людьми и с обстоятельствами я беспрерывно тратил бодрость и энергию, истощил свои душевные силы; борьба эта совершенно изнурила меня внутренне, если можно так выразиться. |
