— Если первый вариант правильный, — говорю я, — то тот, кто выкупил билет, скорее всего, им воспользовался. Но это глупо: похищать человека и на отобранные у него деньги покупать билет, который тот заказал для себя, да ещё и улетать по нему.

— Согласен, — кивает Лемарский. — Мне тоже второй вариант кажется более убедительным. Вы не общались со Шпигелем после того, как он покинул ваш офис?

Я отрицательно качаю головой. К счастью, даже в виртуальности человека нельзя арестовать или обвинить, основываясь лишь на подозрениях. Правда, в коде Киберграда почти всегда остаются хоть какие-то следы о совершённых действиях, но, чтобы получить к ним доступ, требуются веские улики. Да и следов не всегда оказывается достаточно: система стремится удалять всё лишнее, чтобы экономить место на серверах.

— Что ж, — Лемарский тушит окурок о дно пепельницы и прячет блокнот в карман, — тогда не стану больше вас задерживать.

— Если вам понадобится задать мне ещё какие-нибудь вопросы, с удовольствием на них отвечу, — говорю я.

Лемарский поднимается. Я тоже встаю, чтобы проводить его до двери. Уже на пороге он вдруг спрашивает:

— Скажите, а кто управляет вашим немецким заводом с тех пор, как Шпигель исчез?

— Вначале им никто не управлял, поскольку я полагал, что герр Шпигель находится в Австрии и скоро вернётся. Но после вашего прошлого визита мой компаньон решил отправиться в Германию и присмотреть за тем, как там идут дела.

— Могу я узнать его имя?

— Глеб Луцин.

Лемарский снова извлекает из кармана блокнот, чтобы сделать в нём запись. Почему бы ему не заносить данные в терминал при помощи голосового ввода? Должно быть, и впрямь копирует какого-нибудь сыщика из старого фильма. Такие любители винтажа в виртуальности встречаются сплошь и рядом.

— До свидания, — говорит Лемарский, выходя на крыльцо.

— Всего доброго, — отвечаю я, закрывая дверь.

Чтоб вирус сожрал твоё сердце!

Глава 17

Небо похоже на лист серого картона, покрытого водяными разводами. Солнце опустилось достаточно низко, чтобы превратить деревья в чёрные силуэты, похожие на вырезанные из фанеры театральные декорации.

Белый самолёт с логотипом нашей фирмы катится по взлётной полосе, похожий на жирного взъерошенного баклана, которому к лапам прикрутили ролики.

— Ты когда-нибудь думал о том, что такое загробная жизнь? — спрашивает Глеб, выпуская в красное небо тонкую струйку табачного дыма.

— Ну, не то, чтобы думал, — отвечаю я. — В принципе, здесь особо размышлять не о чем.

— Почему? — удивляется Глеб.

— А всё просто: умирая, человек исчезает из мира. Навсегда.

— В ад и рай не веришь, значит?

— Если б верил, разве торговал бы мертвецами? Думаешь, я хочу вечно гореть в огне?

— Собственно, меня загробная жизнь тоже мало волнует.

— А в чём тогда дело?

— В догробной.

— Как?

— Ты не ослышался.

— Что, тебе тоже кажется, что ты живёшь не так, как следовало бы? Упустил что-то?

Глеб чуть приподнимает брови.

— Да нет, меня, вроде, всё устраивает. А что, кому-то так кажется?

— Забудь.