Мы строим планы, но жизнь — а кто-то скажет, что Бог — расставляет всё по местам.

Повернувшись, смотрю на точёный профиль Марны. Эта женщина создана для меня — не важно, судьбой или инженером. Она — загадка, и я хочу познать её тайны.

Почувствовав мой взгляд, Марна оборачивается и отвечает мне тёплой улыбкой.

— Что такое? — спрашивает она ласково.

Наверное, ей кажется, что я нуждаюсь в утешении, но я давно привык не обращаться за ним к другим.

— Ты ведь останешься со мной?

Это всё, что мне надо знать.

— Конечно.

— Навсегда?

— До гроба.

Я не могу сдержать смех. Глеб был прав: поразмыслить о жизни и смерти никогда не лишне.

— Почему ты смеёшься? — спрашивает Марна.

— Просто так. Поедем домой?

— Если хочешь.

— Генрих, в особняк, — говорю я шофёру, и «Бэнтли», резко свернув, устремляется к окраине города.

Киборги не бессмертны. Никто не бессмертен: энтропия всесильна. Но вероятность того, что Марна — вернее, Зоя — переживёт меня, велика.

— Сколько в среднем живут киборги? — спрашиваю я.

— Слишком долго, — отвечает Марна. — И людям это не нравится. Тебе тоже?

— Я не завидую. Наверное, просто ревную.

— К чему? — Марна выглядит удивлённой.

— К твоей жизни после меня.

— Не будет никакой жизни «после», — Марна произносит это так серьёзно, что мне становится смешно.

— Прости, — говорю я, не подавая виду.

— Ты должен был догадаться.

— Разумеется.

Дальше едем молча. Марне удаётся найти канал, по которому показывают концерт классической музыки. Салон заполняется волшебными звуками.

Может, рассказать Марне о твари, заведшейся в моей квартире? Нет, пожалуй, не стоит: она и так считает, что я чокнутый. Да зачем? Если это галлюцинация, мне нужен психиатр, а не психолог-бихейвиарист. А если нет… Стоп! Что значит «если нет?» Ничем иным это чудище, вылезающее из трещины в потолке, быть не может. Только не в реальном мире.

Когда «Бэнтли» останавливается перед крыльцом нашего дома, мы выходим и поднимаемся по ступенькам. Фёдор открывает дверь.

— Добрый вечер, — говорит он с лёгким поклоном. — Прикажете подавать ужин?

— Нет, — отвечает за меня Марна, отдавая Фёдору пальто. — Мы обойдёмся.

Я киваю дворецкому, и он уходит.

Мы поднимаемся в мою спальню и начинаем раздевать друг друга. Я вдыхаю аромат волос Марны: он пронзает меня тысячей стрел. Я — святой Себастьян, привязанный к дереву. Мне суждено лежать без памяти, истекая кровью, пока вдова Ирина не отыщет меня, чтобы вернуть к жизни.

Я помогаю Марне избавиться от одежды, а она снимает с меня рубашку и брюки. Спустя полминуты мы, обнажённые, приникаем друг к другу.

Руки Марны движутся вдоль моей спины, пальцы касаются позвонков. Я растворяюсь в ней, забывая о себе, теряя ощущение границ собственного тела. Это не физическое — скорее, духовное. Сознание расширяется и захватывает Марну, поглощает её, ассимилируя и ассимилируясь. Мы падаем на постель и целуемся. Кажется, клетки кожи проникают друг в друга, мышцы тают, кости растворяются, жидкости смешиваются. Я и Марна — андрогин, некогда разделённый богами, но вновь обретший свои половинки. Любовь — это клей, восстанавливающий былое совершенство.