|
Из‑за Ирэн. Он обернулся, посмотрел на пустынную улицу. И тут наконец его буквально затрясло – от облегчения. Он понял. До этого момента он выполнял свою работу – профессионально, методично, организованно; он проявлял инициативу, которой от него ждали, – но только сейчас, впервые с момента прибытия, он четко осознал, что на этом месте, всего около часа назад, женщина, живое существо из плоти и крови, была похищена, на нее напали, она отбивалась, кричала, но ее силой затолкали в фургон и увезли; что сейчас она находится взаперти, обезумевшая от ужаса; что, возможно, ее подвергают пыткам; что дорога каждая минута, а он медлит, потому что хочет держаться от этого на расстоянии, защитить себя, – другими словами, не хочет делать работу, которую сам выбрал. И что он законсервировал себя после смерти Ирэн. Ты мог бы сделать по‑другому, сказал он себе, но не сделал. В данный момент ты здесь, и твое присутствие будет оправданно только в том случае, если ты найдешь похищенную женщину.
Камиль почувствовал головокружение. Одной рукой он оперся о капот машины, другой ослабил узел галстука. Ситуация была неподходящей для того, чтобы демонстрировать слабость. К нему подошел Луи, еще кто‑то спросил: «Все в порядке?» Луи остался молча стоять рядом, словно ожидая приказа, – терпеливо, но с тайным беспокойством. Камиль пришел в себя. У него было ощущение сильной встряски. Он обратился к криминалистам, работавшим на месте преступления, в нескольких метрах от него: – Ну, что у вас? Затем приблизился к ним. Когда место преступления – улица, найти что‑то существенное всегда проблематично: приходится подбирать все подряд, поскольку никогда не знаешь заранее, что окажется уликой. Один из двух криминалистов, повыше ростом, поднял голову: – Окурки, монета… – Он взглянул на пластиковые пакетики, разложенные на крышке его чемоданчика, и добавил: – Иностранного происхождения… билет на метро, чуть подальше – бумажный носовой платок, использованный, и пластмассовый колпачок от ручки. Камиль взял пакетик с билетом на метро и приподнял его, чтобы рассмотреть на свету. – Судя по всему, – добавил криминалист, – жертве сильно досталось. В водосточном желобе виднелись следы рвоты, образцы которой второй эксперт тщательно соскреб стерильной ложечкой. Возле ограждения появилась группка новоприбывших полицейских. Камиль сосчитал их. Ле‑Гуэн прислал ему пятерых. Луи знал, чем предстоит заняться. Создать три группы. Сообщить им все первичные сведения, распределить для проверки ближайших улиц (учитывая поздний час, в небольшом радиусе от места преступления), дать указания – все эти процедуры у Камиля отработаны до автоматизма. Один из полицейских поступит в распоряжение Луи, вдвоем они обойдут местных жильцов и попросят спуститься тех, кто смотрел в окна в момент похищения, – возможно, удастся узнать что‑то дополнительно.
К одиннадцати вечера Луи Обольститель отыскал единственный на всей улице дом, в котором еще оставалась консьержка – большая редкость в Париже по нынешним временам. Совершенно покоренная элегантностью Луи, она охотно разрешила превратить привратницкую в штаб‑квартиру полиции. При виде майора Верховена консьержка невольно переменилась в лице – физический недостаток этого человека ранил сердобольных женщин подобно увечью бездомного животного. Она негромко ахнула и пробормотала: «Боже мой, боже мой!..» – но тут же, поднеся руку ко рту, нервно прикусила костяшки пальцев. Всем своим видом она сострадала, терзалась, ужасалась – и наверняка упала бы в обморок, если бы это не создало всем, включая ее саму, лишних сложностей. Немного придя в себя, она продолжала бросать на майора взгляды украдкой, после чего закатывала глаза с таким видом, как если бы у него была открытая кровоточащая рана, а она, насколько могла, разделяла его страдания. |
