К этому времени относятся и события, произошедшие в Испании, где храбрый офицер Рафаэль Риего-и-Нуньес силами одного лишь батальона сумел восстановить отменённую в 1812 году конституцию и заставил присягнуть ей короля Фердинанда VII.

Наверное, этот случай стал последней каплей, подтолкнувшей Александра к решительному отказу от либеральных идей и насаждению в России самодержавного деспотизма.

В 1820 году Александр продолжал путешествовать по России, проехав из Петербурга в Москву, Воронеж, Курск, Харьков, Полтаву и Кременчуг. Затем он выехал в Варшаву, чтобы из Польши направиться в Австрию на очередной конгресс Священного союза в богемском городе Троппау.

1 сентября Александр открыл второй Польский сейм в Варшаве. Его речь разительно отличалась от произнесённой здесь же в 1818 году. Он открыто грозил прибегнуть к силе, давая понять полякам, что он не намерен терпеть малейшего непослушания.

Позиция, занятая Александром на Польском сейме, была логически продолжена им на конгрессе в Троппау, куда он прибыл 8 октября. Здесь Австрию представляли император Франц I и неизменный Меттерних, прусскую делегацию возглавлял наследный принц — будущий король Фридрих-Вильгельм IV, с ним были канцлер Гарденберг и министр иностранных дел фон Бернсторф. Англию и Францию представляли их послы при венском дворе.

Конгресс был созван по инициативе Меттерниха, который крайне опасался антигабсбургского движения в Венеции и Ломбардии и их отпадения от Австрийской империи. Ему хотелось заручиться поддержкой Александра и его согласием на подавление революционных выступлений в Неаполитанском королевстве силами австрийской армии. Александр встретился с Меттернихом как со старым товарищем по оружию. Об этой встрече Меттерних писал: «Император податлив. Он извиняется и доходит до того, что осуждает сам себя. Я нашёл в нём то же любезное обращение, которым я уже восхищался в 1813 году, но он стал гораздо рассудительнее, чем был в ту эпоху. Я просил его, чтобы он сам объяснил мне эту причину. Он отвечал мне с полной откровенностью: «Вы не понимаете, почему я теперь не тот, что прежде; я вам это объясню. Между 1813 и 1820-м протекло семь лет, и эти семь лет кажутся мне веком. В 1820 году я ни за что не сделаю того, что совершил в 1813-м. Не вы изменились, а я. Вам раскаиваться не в чем: не могу сказать того же про себя».

Александра беспокоили те же проблемы, что и Меттерниха. Подтверждением тому стали известия о беспорядках, начавшихся в его любимом лейб-гвардии Семёновском полку.

Что же там случилось? Командиром полка был назначен полковник Шварц, ученик Аракчеева. Он начал наводить свои порядки: рвал у ветеранов усы, забивал солдат шпицрутенами, а на строевых занятиях ложился на плац, чтобы лучше видеть, насколько ровны носки сапог у марширующих.

Своими неистовствами и рвением он завоевал симпатии младшего брата Александра великого князя Михаила Павловича, командовавшего гвардейской бригадой, в которую входил Семёновский полк.

16 октября вечером первая рота полка, так называемая «государева», заявила жалобу своему ротному командиру. Тот никаких мер не принял, но о случившемся узнал весь полк, а скоро весть докатилась до столицы.

17 октября рота была арестована и отправлена в Петропавловскую крепость. Полк взбунтовался, но, поддавшись на уговоры, был окружён верными правительству войсками и покорно проследовал в ту же Петропавловскую крепость.

Не прозвучало ни одного выстрела, не было пролито ни капли крови, но последовавшее наказание было крайне суровым.