При вторичном отказе Цезаря вновь
рукоплескали все. Когда таким образом затея была раскрыта, Цезарь встал со
своего места и приказал отнести корону на Капитолий. Тут народ увидел, что
статуи Цезаря увенчаны царскими коронами. Двое народных трибунов, Флавий и
Марулл, подошли и сняли венки со статуй, а тех, кто первыми приветствовали
Цезаря как царя, отвели в тюрьму. Народ следовал за ними с рукоплесканиями,
называя обоих трибунов "брутами", потому что Брут уничтожил наследственное
царское достоинство и ту власть, которая принадлежала единоличным
правителям, передал сенату и народу. Цезарь, раздраженный этим поступком,
лишил Флавия и Марулла власти. В обвинительной речи он, желая оскорбить
народ, много раз назвал их "брутами" и "киманцами".
LXII. ПОЭТОМУ народ обратил свои надежды на Марка Брута. С отцовской
стороны он происходил, как полагали, от знаменитого древнего Брута, а по
материнской линии - из другого знатного рода, Сервилиев, и был зятем и
племянником Катона. Почести и милости, оказанные ему Цезарем, усыпили в нем
намерение уничтожить единовластье. Ведь Брут не только был спасен Цезарем во
время бегства Помпея при Фарсале и не только своими просьбами спас многих
своих друзей, но и вообще пользовался большим доверием Цезаря. Брут получил
в то время самую высокую из преторских должностей и через три года должен
был быть консулом. Цезарь предпочел его Кассию, хотя Кассий тоже притязал на
эту должность. По этому поводу Цезарь, как передают, сказал, что, хотя
притязания Кассия, пожалуй, и более основательны, он, тем не менее, не может
пренебречь Брутом. Когда уже во время заговора какие-то люди донесли на
Брута, Цезарь не обратил на это внимания. Прикоснувшись рукой к своему телу,
он сказал доносчику: "Брут повременит еще с этим телом!" - желая этим
сказать, что, по его мнению, Брут за свою доблесть вполне достоин высшей
власти, но стремление к ней не может сделать его неблагодарным и низким.
Люди, стремившиеся к государственному перевороту, либо обращали свои
взоры на одного Брута, либо среди других отдавали ему предпочтение, но, не
решаясь говорить с ним об этом, исписали ночью надписями судейское
возвышение, сидя на котором Брут разбирал дела, исполняя обязанности
претора. Большая часть этих надписей была приблизительно следующего
содержания: "Ты спишь, Брут!" или "Ты не Брут!". Кассий, заметив, что эти
надписи все более возбуждают Брута, стал еще настойчивее подстрекать его,
ибо Кассий питал к Цезарю личную вражду в силу причин, которые мы изложили в
жизнеописании Брута. Цезарь подозревал его в этом. "Как вы думаете, чего
хочет Кассий? Мне не нравится его чрезмерная бледность", - сказал он как-то
друзьям. В другой раз, получив донос о том, что Антоний и Долабелла
замышляют мятеж, он сказал: "Я не особенно боюсь этих длинноволосых
толстяков, а скорее - бледных и тощих", намекая на Кассия и Брута. |