Брак Федора с Евфросиньей для того и вершится, чтобы погасить хоть один костер вражды на Русской земле, на которой горело их великое множество.

Теперь если сядет Федор на Новгородский стол, то подпирать его станет не только Переяславль, но и сторона Черниговская. И легче ему будет оборонять земли новгородские. Не то что Ярославу, потерявшему счет походам и погоням, ратям и сечам не только с погаными и иноверцами, но и с русскими князьями, братьями по вере.

На смотринах так и не посмели взглянуть друг на друга жених с невестой. А теперь вот-вот уже и в храм пора, под венец становиться.

Понаехали гости, которые всенепременно должны принимать участие в празднике: тысяцкие с женами, бояре. Тут же поезжане, ясельники, свечники, каравайники . И у каждого дело свое на торжествах, которое исполнять он должен ревностно и радостно.

Уж и невесту одели в подвенечное платье, расчесали мягкие русые волосы, пустив их вольно по плечам. Боярыни, поддерживая ее под ручки, торжественно провели к столу, усадили, со всем тщанием расправив платье, и сами сели по бокам.

Перед столом встали дружки невесты: старший с караваем, младший с подарками — платки, шитые золотом, вынизанные жемчугом, полотенца. И все ждут жениха с его свитой. Все трепещут в предчувствии великолепного праздника и многодневного пира.

Зажжены уже в храме свечи, и дорога к храму устлана дорогими коврами и усыпана хмелем и льном.

Александр был в тереме брата и видел, что Федора шум, гомон ошеломили. Бледен он пуще прежнего. Встретится взглядом с братом через головы дружек и гостей — улыбнется кротко и жалостливо.

Вот весть пришла: невеста готова уже, ждет своего суженого. Встал Федор, в окружении дружек направился к дверям, но, не дойдя несколько шагов, покачнулся, прикрыл глаза и как сноп повалился на руки оторопевших дружек. Вскрикнул кто-то испуганно. Александр, расталкивая гостей, пробился к брату, наклонился к посеревшему лицу.

— Федор, что с тобой?

— Лечца, — закричали кругом. — Скорей лечца!

Обмякшего, в бесчувствии, Федора отнесли к лавке, уложили бережно и осторожно. Прибежавший лечец засуетился, расстегнул сорочку, ухом приложился сердце слушать. Александр с надеждой следил за его лицом.

— Ну-у? — выдохнул требовательно.

— Господи, что ж, — залепетал лечец. — Сердце вельми слабое. Кабы сердце…

Александр, заметив, как начали синеть губы у Федора, как задышал он часто и прерывисто, кинулся к дверям.

— Ратмирка-а! — закричал громко и гневно.

— Я здесь, князь.

— Немедля моих отроков в седло. Живо!

Отроки поспешно выводили коней, бросали на них седла с подкладами, споро и сноровисто затягивали подпруги. Птицами взлетали в седла, готовые мчаться за господином. Заметив вблизи Станилу, княжич кивнул: «Ко мне!» Станила подъехал.

— Добеги до терема, передай князю: я за лечцом. И догоняй нас.

— За каким лечцом, Ярославич?

— За Кузьмихой. Беги. Живо.

Александр не заметил, как дрогнул и побледнел Станила. Он понял, что сегодня откроется его обман с шубой, и кончится служба в милостниках, и быть ему битым нещадно, и терпеть ему унижения и гонения.

«Господи, пособи. Господи, надоумь», — умолял Станила всевышнего, лихорадочно придумывая выход из такого положения. Он подскакал к терему, спрыгнул с коня и побежал по ступенькам крыльца искать князя. Распахнув дверь в хоромы, он понял, что потеряет лишь время в поисках — так много столпилось там людей. К тому же Станила от страха, овладевшего им, забыл, для чего ищет князя. И потому, махнув рукой, повернул назад и помчался с крыльца вниз, прыгая через две-три ступени.