— Ваше величество, — от группы отделился невысокий пожилой мужчина, одетый в длиннополый кафтан. — Мы вас не ждали.

— Хорошо, вы меня не ждали и поэтому решили слегка поскандалить, — скучным голосом ответил я, разглядывая ещё одну живую легенду, слегка наклонив голову набок. — О чём спор-то, Иван Петрович?

— Мы с господином Робером немного не сошлись во мнении о допустимых размерах вальцов, — Кулибин, а это был именно он, искоса посмотрел на своего оппонента. В его голосе уже слышалось старческое дребезжание, но взгляд оставался твёрд, и ни одного намёка на проблемы с головой не прослеживалось.

— Ваше величество, я прошу прощения… — в наш разговор попытался влезть Макулин.

— Пётр Кириллович, помолчите, — перебил я его, не отводя пристального взгляда от Кулибина. — Так, в чём именно вы не сошлись во мнении?

— Я говорю, что валы у машин должны быть больше, — хмуро произнёс Кулибин. — Тогда непрерывный лист бумаги станет шире, и при меньших физических затратах мы получим больше полотна, которое можно будет нарезать так, как захотелось бы. Он замолчал, а потом осторожно добавил: — Ещё бы сырьё какое другое придумать вместо тряпок.

— Господин Робер, — я повернулся к французу, который замер на месте, глядя на меня расширившимися глазами. — Я не буду спрашивать вас о том, почему вы пытаетесь отстаивать свою правоту. В конце концов размер машины как раз стал точкой преткновения для вашего теперь уже бывшего партнёра и братьев Фурдринье. Я даже в какой-то степени вас понимаю. Не слишком одобряю, потому что для меня главное — это начать выпускать как можно больше бумаги, которая будет вдобавок ко всему ещё и дешевле, чем та, что выпускается сейчас, — говорил я по-французски. Так как Сашка знал этот язык гораздо лучше, чем русский, то проблем с «воспоминанием» не возникло. — Оставим пока предмет вашего спора с господином Кулибиным. Я смотрел на Робера с весёлым любопытством: — Ответьте мне, пожалуйста, только на один вопрос, всего на один. Каким образом вы друг друга поняли?

— Что? — Робер захлопал глазами. — Простите, ваше величество, я не совсем понимаю… Я очень волнуюсь, — пробормотал он. — Ваш французский очень хорош, ваше величество, но я вас никак не могу понять.

— Вы с господином Кулибиным говорили на разных языках, каждый на своём родном, если быть точным, — я продолжал смотреть на него, не в состоянии скрыть любопытства. — Но, вы поняли друг друга, не так ли? И теперь я пытаюсь понять, каким образом это произошло. Потому что я могу допустить, что господин Кулибин знает французский язык, но вот вы вряд ли владеете русским, не так ли?

Робер молчал и продолжал хлопать глазами. Ко мне же обратился Кулибин, переводивший настороженный взгляд с меня на Николя и обратно.

— Ваше величество, о чём вы говорите? — он нахмурился, вслушиваясь во французскую речь. — Мы с Николя прекрасно поняли друг друга.

— Неважно, — я махнул рукой. — Вы сможете сделать машину большего размера, Иван Петрович?

— Я уже ничего не смогу сделать, государь, — Кулибин вздохнул. — Стар стал, черти раздери.

— Я не имел в виду, что вы сами начнёте таскать тяжести и прилаживать детали, — я скупо улыбнулся. — Объяснить, подмастерьям, что от них требуется, вы сможете?

— Да, конечно, — Кулибин нахмурился. — А…

— Если не будут слушаться, разрешаю их слегка побить. Красивый и прочный хлыст я пришлю вам с нарочным, — заверил я на мгновение опешившего изобретателя. — К тому же я точно знаю, что это возможно.