Повернувшись к Роберу, я пояснил, о чём говорил Кулибину.

— Этот прохвост… — Робер сжал кулаки, а потом медленно их разжал, повернувшись ко мне. — Дидо через своего зятя давно пытался продать мою машину в Англию, — сказал он мрачно. — Не только Фурдринье, но и многим другим. Купс сказал, что не заинтересован в ней, потому что начал использовать вместо ткани солому, чтобы сделать основу для бумаги. И что он будет вкладывать деньги именно в это направление.

— Зачем вы мне это говорите, господин Робер? — я слушал его внимательно.

— Не знаю, ваше величество, — он вздохнул и развёл руками. — Я всё ещё нервничаю. Всё-таки впервые августейшая особа удостоила меня беседы.

— С кем ещё общался Дидо? — я хищно прищурился.

— С Брамом. Всё хотел приспособить его гидравлический пресс для отжима лишней воды из бумаги, — Робер стоял чуть ли не навытяжку, — но тот отказался с ним работать, так что ничего не получилось.

— В этом прессе нет ничего сложного, — скривился Кулибин. — Это даже неинтересно.

— А вот мне очень интересно, — я повернулся к изобретателю. — Но, боюсь, Брам был прав, в производстве бумаги прессу сложно будет найти применение.

— Ну почему же, — Кулибин погладил себя по короткой, но ухоженной бороде. — Не сложнее, чем этот пресс сделать.

— Займитесь этим, Пётр Иванович. После коронации я буду возвращаться в Петербург этой же дорогой. Давайте удивим друг друга? Вы порадуете меня работающей машиной для изготовления бумаги с использованием гидравлического пресса. Я же, в свою очередь, найду, чем порадовать вас всех, — и я обвёл взглядом всех находящихся в будущем цеху по производству бумаги. — Ну что же, не смею вас больше задерживать, господа. Я увидел всё, что хотел, — и, заложив руки за спину, направился к выходу. Но, сделав пару шагов, остановился и обернулся. — Солома не пойдёт, можете даже не тратить на неё время. Попробуйте древесину, — произнеся это, я быстрым шагом вышел из цеха.

Уже во дворе меня догнал Мертенс. Он встал по правую руку, и в молчании мы дошли до уже ожидающей меня кареты. Дождь на время прекратился, но у меня не было сомнений в том, что очень скоро он снова пойдёт. Развернувшись к губернатору, я почти минуту разглядывал его. Мертенс уже заметно нервничал, когда я произнёс.

— Когда я говорил, что могу всех порадовать, я не имел в виду вас, Василий Фёдорович. Вас я смогу порадовать, только если вы сделаете нормальные дороги хотя бы во вверенном вам городе, я не говорю уже про губернию.

— Ваше величество, — пробормотал губернатор. — Мы с Ушаковым Александром Андреевичем уже сегодня принесём вам план…

— Ах да, план, — я криво усмехнулся. Ну, слава богу, он догадался назвать полное имя его вице-губернатора. — А не поведаете ли вы мне, дорогой мой Василий Фёдорович, не покинул ли нас Ушаков Александр Андреевич так быстро, чтобы прямо сейчас в спешном порядке составить какой-нибудь план, якобы по улучшению города?

— Ну, что вы, ваше величество, как можно…

— Очень даже легко, — я задумчиво смотрел на него. — И тем не менее, я жду вас вместе с господином вице-губернатором и планом, в котором будет предусмотрен момент, когда император не промочит ноги, выйдя из кареты, а его лошадь не переломает ноги, проезжая по городу.

— Да, ваше величество, — Мертенс покорно склонил голову. — Мы никуда больше не поедем? Он выглядел растерянно.

— Нет, — я хотел ответить как-то более ёмко, но не стал.