— К тому же, я считаю, что нужно вывести в свет Екатерину. На таком вот провинциальном балу это будет вполне уместно, — продолжала императрица. Вокруг нас образовалось небольшое пространство. Бобров очень быстро его организовал. Ну а как же, его величество с матерью разговаривать изволят.

— Матушка, Кате тринадцать! — я с трудом заставил себя говорить тихо, потому что к нашему разговору прислушивались все, включая Лизу. Даже промокшую одежду предпочитали отряхивать тихонько. Даже лакеи, мать их, стояли в сторонке и не спешили растаскивать гостей по приготовленным им комнатам. — Она совсем дитя, — добавил я ещё тише.

— Екатерина достаточно взрослая для первого представления свету, — холодно ответила Мария Фёдоровна. — Так вы даёте разрешения на бал?

— И когда запланировано это событие? — спросил я. — Так получилось, что вы узнали о предстоящем бале гораздо раньше, чем о нём сообщили мне, матушка.

— Губернатор Мертенс очень хотел подбодрить меня в моём горе, — поджав губы, ответила Мария Фёдоровна. — Он поспешил порадовать меня, сообщив, как всё Тверское дворянство готовилось, чтобы хоть немного развеять мою чудовищную меланхолию.

— Я полагаю, вы успели ему сообщить, что причиной этой «чудовищной меланхолии» в большей степени является ваш старший сын, — я не спрашивал, а утверждал. Ещё больше выпрямив спину, я сцепил руки за спиной и оглядел заполненный людьми холл.

— Нет, Александр, я прекрасно знаю, где проходят определённые границы в отличие от… — она замолчала. Я ждал почти минуту, когда же Мария Фёдоровна продолжит, но мать молчала, не без удовольствия разглядывая вымокшую до нитки Гагарину, у которой даже тщательно уложенные локоны промокли и теперь жалко свисали, прилипая к лицу.

— Ну же, договаривайте, — подбодрил я вдовствующую императрицу. — Хорошо, я вам помогу. В отличие от меня, вы это хотели сказать?

— Вы сами всё прекрасно понимаете, Александр, — тихо произнесла Мария Фёдоровна. Кажется, она поняла, что опять договорилась, и что я ещё больше начну закручивать гайки. Мать была последней, кто пытался меня драконить. До остальных уже дошло: в своей семье я не потерплю фрондёрства. Мне хватает проблем, чтобы ещё постоянно ждать удара в спину.

— О да, я понимаю, матушка, — протянул язвительно, поворачиваясь к ней. — Мне на днях принесли расходную книгу, в которой отражены все придворные, и во сколько они обходятся казне. Я вас первую предупреждаю, что намерен уменьшить этот штат как минимум наполовину. А знаете почему? Мария Фёдоровна ошарашенно покачала головой. — Потому что в ту кошмарную ночь, — я не стал уточнять, в какую ночь, это и так было понятно, — я никак не мог найти никого, кто помог бы мне справиться с горем. Да я даже собственного камергера отыскать не сумел! Мне помогали младшие офицеры и младшие слуги, которые всё ещё не потеряли таких понятий, как честь, достоинство и преданность. И уже тогда мне в голову пришла поразительная мысль: зачем нам столько придворных, если в лихую минуту я ни одного из них даже не увидел? Так что можете всем передать, что после коронации половина из них покинет двор. Как минимум, — добавил я, отворачиваясь от неё и снова разглядывая тех самых придворных, которые под моим пристальным взглядом принялись суетиться.

— Но куда же они пойдут? — растерянно проговорила мать, лихорадочно соображая, что будет делать, если столь блестящее общество внезапно сократится.

— Понятия не имею, — равнодушно ответил я. — Может быть, делом, наконец-то займутся. Мне всё равно. Пока всё равно. Да, каждого из них проверит очень пристально Александр Семёнович Макаров, дабы не сомневаться, что кто-то из них деньги или борзых щенков прямиком из иностранных посольств не получает.