С верой в дьявола…

Ален Делон верит в дьявола. Я тоже. Таков итог нашей оживленной беседы. Я начал ее с разговора о живописи, ибо он коллекционер. Живопись есть нечто обратное кинематографу. Его точка зрения, стало быть, интересна. На самом же деле он любит рисунок: Дюрер, Рембрандт. Классические вкусы. Но почему рисунок? Все именно так: он свидетельствует о нервной системе письма, остроте зрения и глубине жеста. Актер должен уметь рисовать и постоянно рисоваться. Кстати, разговаривая, Делон так и поступает: маленькие порхающие жесты, напряженный взгляд, все тело в порыве, долгая практика воина. Он очень порывистый, точный, торопящийся. Как бы пишущий в воздухе. Делон говорит, но на деле остается молчаливым. В какую-то минуту он отправится в машину за псом Бюком, который спокойно уляжется под его стулом. «Вот что называется любовью, – говорит Делон. – Этому великолепному и ловкому псу уже 11 лет, его конец близок. Раздумывает ли он об этом? Нет, говорю я. Животное погибает, но не „умирает“. Созданным для смерти является человеческое существо». Странно слышать подобное рассуждение Хейдеггера утром на Елисейских Полях. Делон убежден: «Собака – это ребенок-калека». В его имении в деревне есть собачье кладбище, говорит он взволнованно. Ему нравится испытывать подобное волнение.

Что такое актер? Молчание и присутствие. Взрослые – это дети, лишенные детства. Делон поддерживает их. Вам известна моя формула: «Ужасный ребенок – это ужасно несчастный ребенок». Словом, Делон выполняет миссию: он останется ребенком, демонстрирующим, как преодолевают несчастье и страх. Вы сказали – обольщение? По меньшей мере.

Верит ли он в бога? Нет, не очень. «Иногда я молюсь просто так за любимых людей. Но мне надо знать в конкретный момент, к кому я обращаюсь». Ладно, оставим этот разговор. К дьяволу мы еще вернемся. Сейчас он вспоминает развод родителей, отца, бывшего скорее всего искателем приключений, и мать, по отношению к которой надо все время самоутверждаться, он играл маленьким мальчиком близ стен тюрьмы Френ, за ними раздался выстрел – это расстреливали Лаваля. (Бывший глава кабинета при оккупантах, расстрелянный за сотрудничество с немцами и другие преступления. – А.Б.) Чувствую, что теперь он всеми силами будет защищать своих двух детей и жену-голландку…

Смерть? О да, сие ему знакомо, сколько раз его убивали в кино. Он столько раз, как говорится, жертвовал собой. Голубые глаза становятся еще более голубыми. В его взгляде мелькает странный свет, который мечется туда-сюда, а потом вырывается наружу совершенно темным. Его беспокоит не смерть, а импотенция. Этого он не перенесет. «Или я с этим справлюсь, либо меня больше не будет. Совсем». Сколько ему? 60 лет. Молодые люди, мотайте себе на ус: вы можете умереть более молодыми, чем Делон. Чья смерть его больше всего потрясла? Жерара Филипа, Анри Видаля («У меня был нервный приступ, это было так несправедливо».) Смерть героев, в общем. Убийство Кеннеди. Он разыгрывает сцену, когда Руби убивает Освальда. Он – Руби и убивает меня. Точнее, мимикой представляет обоих: десять секунд великого искусства. По-прежнему самурай. Мы приближаемся к дьяволу.

Быть может, вам неизвестно, а я только что узнал, что великую любовь Делона звали Жижи. Это была прирученная им и вылеченная ворона, она жила на кухне, садилась на машину, когда он приезжал в имение, хлопала крыльями и сопровождала от ограды до дома.