Подготовка заняла три дня. Отследили маршруты перемещений объекта и решили, что брать на улице не стоит. Женщину сопровождала шустрая девица, не отходила ни на шаг, и захватить обеих без шума было затруднительно – тем более, что посещали они людные места, бутики да всякие выставки. Взять на дому спокойнее, решил Литвинов. Правда, в квартире имелся пес, крупный ротвейлер, но это не представляло проблемы – главное, открыть скорее дверь, пока собака не потревожила соседей лаем и рычанием. Операция была расписана по минутам и секундам: минута – на замки, двадцать секунд – на собаку, две минуты – захват объекта с компаньонкой, еще две – спуститься вниз и сунуть заложниц в машину. Чтобы не дергались и не вопили, дать хлороформа, упаковать в мешки и везти в бессознательном состоянии. Вариант с убийством шустрой Литвинов отверг; во-первых, лишние трупы ни к чему, а во-вторых, привязанность объекта к компаньонке являлась лишним фактором давления.

Все вначале шло по графику: вошли в подъезд, убрали сторожа, поднялись, открыли дверь, убрали пса. Кто же знал, что шустрая начнет стрелять – да еще с убийственной меткостью! Ни секунды не промедлила, Вяхирева сразу положила, а когда подбили, успела, истекая кровью, разделаться с Солопченко – две пули в печень, умер в машине. Перестрелка была короткой, но раненый Солопченко палил куда попало – а попало в женщину и насмерть. Так Донской сказал, старший группы. Мог и соврать – с Солопченко нынче спрос невелик. Да и к чему разбираться, кто бабу пристрелил?… Раз пристрелили, значит, провалились, и толковать не о чем! Хозяин не с Донского спросит, а с него, с шефа службы безопасности…

Надо звонить, со вздохом подумал Литвинов. Надо, хозяин отчета ждет… Раскричится, обматюгает… Ну, была не была!

Он потянулся к телефону.

– Никто не собирался их убивать, случайно получилось, раздраженно произнес Сосновский. – Мы, дорогая, к этому непричастны. Ни я их не трогал, ни мои… гмм… служащие. Я же тебе сразу сказал, как с Полудой созвонился! Его болваны наворотили, Литвинов с отставными кагэбешниками… Мы-то тут при чем?

– При том! – с сокрушительной логикой ответила Кира Львовна. Ты мне зубы не заговаривай, Борис! Я ведь помню, чьи это идеи – насчет газа, покорения Европы и все такое! И я знаю, кто вам мешал! До самого добраться не смогли, так жену его убили! Идиоты! Поцы трахнутые!

– Она ему не жена, – возразил Сосновский.

– Тебе штамп в паспорте нужен? – супруга посмотрела на него с презрением. – Ох, Боря, Боря… должно быть, стареешь… прежде ты не был склонен к кретинизму…

– Как и сейчас. Видишь, я с тобой советуюсь, так что не кричи, а слушай. – Борис Иосифович натужно усмехнулся. – Еще раз тебе говорю: мы ни при чем. Нашли ее люди Пережогина, а акцию осуществил Литвинов, человек Полуды. Действия эти продиктованы экономическими интересами. Ничего личного… Понимаешь?

– Я-то понимаю! Понимаю! – яростно выкрикнула Кира Львовна. – Ты не понимаешь! Все изменилось, Борис! Какие экономические интересы? Это в прошлом, в прошлом! Был у вашей шайки интерес, был у него… А теперь другое дело! Теперь он за близких будет мстить! Может, он на кого-то работал, отстреливал лоббистов в Думе… Вот это – экономический интерес! А вы на личное перешли! И он перейдет!

Сосновский призадумался. В словах жены он вдруг почувствовал некую правду жизни, которая, случается, ускользает от философов и вообще от людей гениальных. Гений, будь он хоть физиком, хоть политиком, хоть спекулянтом, парит высоко, в целом обозревая картину мира и происходящих в нем событий; детали – такие, как побуждения людей – не всегда ему заметны.