Изменить размер шрифта - +
По военной привычке он редко отказывался от угощения, помня солдатское правило: что полопаешь, с тем и потопаешь. Однако предпочитал угощаться с людьми достойными, если только служба не требовала иного. Службу и долг он ставил превыше всего и, если была необходимость, мог выпить на брудершафт хоть с аллигатором.

Увидев Бабаева, девица сомлела и расплылась в улыбке. Он тоже улыбнулся; в тех краях, где пришлось ему куковать в последние годы, рыженькие и сероглазые не попадались. Правда, хватало чернооких гурий, но были они закутаны в три слоя тряпок и скрыты под паранджой. Закон шариата! – подумал Али Саргонович и вздохнул – незаметно, но облегченно. Не уважал он этот закон, особенно строгость шариата к женщинам.

Втроем они подошли к двери стрельбища.

– Открывай, Дьяченко, – сказал директор, и когда дверь откатилась в сторону, спросил: – Дизайнерша наша здесь? Нет? Почему? Где ее носит?

– Дела у нее какие-то в мастерских, – сообщил Дьяченко, тощий конопатый парень. – Сказала, минут через сорок подойдет, к подписанию акта.

Директор кивнул. Пищук, главный конструктор, мужчина пожилой, одышливый, уселся на табурет у стойки, что перегораживала помещение. Бабаев тоже подошел к ней, осматривая тир без особого интереса.

За стойкой, широким барьером из лакированных досок, тянулось ровно на пятьдесят метров пустое пространство. Пол, потолок и стены этого коридора покрывали деревянные щиты, чтобы не срикошетила случайная пуля. В дальнем конце висели на тугой проволоке мишени, но не в виде человеческих фигур, а самые простые, с кольцами и цифрами от единицы до десятки. На барьере была установлена зрительная труба, а слева, на стене, виднелся пульт – наверняка для управления мишенями. Тир как тир, решил Али Саргонович.

За его спиной переговаривались.

– Все у тебя готово, Дьяченко?

– Так точно, Юрий Петрович.

– Патроны?

– Четыре пачки.

– К «макарову»?

– Как заказывали.

– Футляр где?

– Уже достаю.

– На барьер его, к полковнику.

Расторопный Дьяченко положил перед Бабаевым плоскую шкатулку из палисандра, с гербом Четвертого оружейного – бурым медведем. Затем придвинул к нему коробки с патронами.

– Два? – спросил Бабаев, поглаживая крышку футляра длинными чуткими пальцами.

– Пара, – отозвался Пищук. – Согласно техническим требованиям, полковник. И поставляться будут только в парном варианте.

Кивнув, Али Саргонович поднял крышку. Внутри, в затянутых черным бархатом ячейках, лежали два пистолета, изящные, как ювелирное изделие. Темные шестигранные стволы длиной в ладонь, плавно изогнутые, отделанные слоновой костью рукояти, серебряные насечки у замков, узоры, пущенные по металлу искусным гравировщиком… На оружие они не походили, скорее на украшение, которое полагалось носить вместе со старинным костюмом. Камзол, шляпа с пером, ботфорты, шпага – и пара таких пистолетов за поясом…

Бабаев был очарован. Вздохнув с восхищением, он потянулся к чудесному оружию, и пистолет покорно лег в ладонь. Ощущение было совсем другим, чем от угловатой рукояти «гюрзы», жесткого приклада «калаша» и прочих смертоубийственных предметов, к которым он прикасался на своем веку. Иная форма, иные материалы, иное назначение… Благородная вещь, подумал Бабаев, распечатывая коробку с патронами.

Голос Пищука бился над ухом:

– За образец взят испанский кремневый пистолет восемнадцатого века. Это что касается внешности, конфигурации и отделки… Наш дизайнер этим занималась, а начинкой – мои конструкторы. Согласно техзаданию, мы имеем однозарядный гладкоствольный пистолет марки ПД-1, рассчитанный под патрон от «макарова».

Быстрый переход