— Тяжело с семьей, — посочувствовал Анатолий, помогая заклеить раны пластырем.

— Ну ладно, — сказал Леня, — а ты чего пришел-то? По делу или так, проведать?

— Ой, тут со мной такая история произошла, просто не знаю, к кому обратиться.

— Рассказывай! — Леня сервировал стол и показал приятелю бутылку коньяку.

— Не, я завязал, — вздохнул Анатолий, — пожрать бы…

— Сейчас… — Леня сбросил пиджак и закатал рукава. Потом покосился на попугая, который хитро поглядывал на него с буфета, и унес пиджак в комнату. С некоторых пор Леня принимал меры предосторожности. Вредный Перришон как-то нагадил на лучший Ленин пиджак, и химчистка ничего не смогла поделать. Леня заглянул в холодильник и подумал, что Лолка совершенно обленилась — полдня дома сидела и даже мясо из морозилки не вытащила. Пришлось наскоро приготовить омлет с колбасой и зеленью, еще нашлась в холодильнике банка сардин и коробочка плавленого сыра.

— Ну давай рассказывай! — велел Маркиз, после того как все было приготовлено и съедено.

Он налил Анатолию свежего чаю в обычную чашку с красным петухом. Хоть Аскольд и повел себя сегодня недопустимо грубо, все равно свою персональную чашку Маркиз никому не собирался отдавать.

Анатолий Зевако гордился своей необычной фамилией. Он утверждал, что приходится дальним (очень дальним!) родственником знаменитому российскому адвокату Плевако. Правда, сам он никакого отношения к правосудию не имел.

Анатолий работал в цирке трансформатором.

Не громоздким прибором, понижающим напряжение электричества в сети, а актером, в считанные секунды меняющим внешность.

Он появлялся на сцене в облике популярного эстрадного певца, исполнял коротенький номер, скрывался на несколько секунд за ширмой и тут же появлялся снова, но уже в виде известного политика или телеведущего. Или героя Гражданской войны, персонажа многочисленных анекдотов. За ширмой его ждали наготове двое ассистентов, которые помогали моментально переодеться и загримироваться в соответствии с новой ролью. С одинаковой легкостью он мог перевоплощаться и в мужчин, и в женщин, но все же предпочитал мужские образы. В них он чувствовал себя более уверенно.

— И жил бы я себе припеваючи, — жаловался Зевако, — да пострадал через две непременные и естественные для всякого русского человека причины!

— Это через какие же? — подал реплику Маркиз, поскольку Анатолий явно ее ожидал.

— Известно какие! — тяжело вздохнул Зевако. — Водка и бабы! Если бы не это…

Анатолий начал выпивать. Сначала только по выходным, но потом и в рабочие дни.

— Мастерство не пропьешь! — гордо заявлял он директору цирка Артуру Васильевичу Щекотило в ответ на очередное последнее предупреждение.

Щекотило краснел, бледнел, надувался как воздушный шар и грозил суровыми санкциями.

Масло в огонь подлил сам Анатолий, как-то по пьяному делу на спор с клоуном Мандариновым и ради шутки перевоплотившийся в строгого директора.

В полутемном коридоре цирка он столкнулся с главным бухгалтером, который принял его за Щекотило и дал на подпись важные финансовые документы. Зевако эти документы подписал, а когда история вскрылась, директор долго топал ногами, употреблял ненормативную лексику, лишил трансформатора квартальной премии и обещал вообще уволить. Щекотило был вообще человек суровый, скорый на расправу, артисты его боялись и за спиной называли маньяком.

До поры до времени выручала Анатолия только огромная популярность его номера у зрителей. Публика встречала его молниеносные перевоплощения на ура.