|
Тот обмяк, инженер аккуратно уложил его на брусчатку, возле дутых шин. Отсюда можно было разглядеть вывеску, висевшую над дверью. "ИОСИФ БАРАНОВ. БРИЛЛИАНТОВЫЕ, ЗОЛОТЫЕ И СЕРЕБРЯНЫЕ ИЗДЕЛИЯ", прочел инженер и пробормотал: - Ничего не понимаю. Перебежал к витрине, заглянул внутрь - благо в магазине зажглось несколько электрических фонарей. Внутри было темно, лишь мелькали проворные тени. Но вдруг внутренность помещения озарилась нестерпимо ярким сиянием, во все стороны рассыпался огненный дождь, и стало видно стеклянные прилавки, снующих вдоль них людей и дверцу сейфа, над которой склонился человек с газосварочным аппаратом - самоновейшей конструкции, Эраст Петрович видел такой на картинке во французском журнале. На полу, прижавшись к стене, сидел связанный человек, по виду - ночной сторож: рот заклеен пластырем, по разбитой голове стекает кровь, безумные глаза таращатся на сатанинское пламя. - До чего д-докатилась японская агентура! - обернулся Фандорин к подошедшему камердинеру. - Неужто у Японии так плохо с деньгами? - Сруги его веричества микадо не грабят, - ответил Маса, разглядывая живописное зрелище. - Это нарётчики. "Московские рихачи" - я читар в газете: наретают на авто ири на рихачах, очень рюбят прогресс. - Лицо японца просияло улыбкой. - Как хорошо! Господин, я могу вам помогать! Эраст Петрович уже и сам понял, что стал жертвой заблуждения - принял обычных варшавских бандитов, прибывших на гастроли в Москву, за диверсантов. Сколько времени потрачено впустую! А как же Брюнет, пассажир из шестого купе, столь подозрительным манером скрывшийся с места катастрофы? Да очень просто, ответил сам себе инженер. В Петербурге третьего дня совершено дерзкое ограбление, о котором взахлеб писали все газеты. Неизвестный в маске остановил карету графини Воронцовой, обобрал ее сиятельство до нитки и оставил на дороге голой, в одной шляпке. Пикантность в том, что именно в тот вечер графиня поссорилась с мужем и переезжала в родительский дом, тайком прихватив с собой все драгоценности. То-то Лисицкий рассказывал, что обитатели дачи называли Брюнета "лихой башкой" - и в Питере дело провернул, и к московской акции поспел. Если б не горькое разочарование, не досада на самого себя, Эраст Петрович вряд ли стал бы вмешиваться в уголовщину, но злость требовала выхода - да и ночного сторожа было жалко, не прирезали бы. - Брать, когда станут выходить, - шепнул он слуге. - Одного ты, одного я. Маса кивнул и облизнулся. Но судьба распорядилась иначе. - Панове, шухер! - отчаянно крикнул кто-то - должно быть, увидел за стеклом две тени. В ту же секунду ацетиленовое сияние погасло, вместо него из кромешной тьмы грохнул багровый выстрел. Фандорин и японец с идеальной синхронностью отпрыгнули в разные стороны. Витрина рассыпалась с оглушительным звоном. Из магазина стреляли еще, но теперь уж вовсе впустую. - Кто выпрыгнет - твои, - скороговоркой бросил инженер. Пригнувшись, ловко перекатился через засыпанный осколками подоконник и растворился в черных недрах магазина. Там орали, матерились по-русски и по-польски, доносились звуки коротких, хлестких ударов, а по временам помещение озарялось вспышками выстрелов. Вот из двери, вжав голову в плечи, вылетел человек в клетчатой кепке. Маса сделал ему подсечку, припечатал беглеца ударом пониже затылка. Проворно связал, оттащил к пролеткам, где уже лежал придушенный инженером возница. Вскоре из витрины выпрыгнул еще один и, не оглядываясь, кинулся наутек. Японец без труда догнал его, схватил за кисть и легонько повернул - налетчик, взвизгнув, скрючился. - Чихо, чихо, - уговаривал пленника Маса, быстро прикручивая ему ремнем запястья к щиколоткам. Перенес к тем двоим, вернулся на исходную позицию. В магазине уже не шумели. Послышался голос Фандорина: - Один, два, три, четыре. |
