|
Но больше никто не знает. Старые контакты оборваны, новые еще не завязались. Версия могла быть только одна: чертово агентство Рейтера. Кто-нибудь из проинтервьюированных генералов пожелал внести какие-то исправления или дополнения, позвонил в московское представительство Рейтера и обнаружил, что никакого Стэна там не числится. Переполошился, сообщил в Охранное... Но даже если так - как его нашли? И тут вероятность получалась всего одна: случайно. Кто-то из особенно везучих агентов по словесному описанию (эх, надо было хотя бы поменять гардероб!) опознал на улице и теперь ведет слежку. Но если случайно, дело поправимое, сказал себе Василий Александрович и сразу успокоился. Прикинул расстояние до коляски: шестнадцать, нет семнадцать шагов. Мысли стали еще короче, еще стремительней. Начать с седока, он профессионал... Сердечный припадок... Я тут живу - помоги-ка, братец, занести... Беатриса будет недовольна... Ничего, назвалась груздем... А коляску? Вечером, это можно вечером. Додумывал уже на ходу. Неспешно, позевывая, вышел на крыльцо, потянулся. Рука небрежно помахивала длинным мундштуком - пустым, без папиросы. Еще Рыбников достал из кармана плоскую таблетницу, вынул из нее что-то, сунул в рот. Проходя мимо извозчика, заметил, как тот косится на него. Василий Александрович на кучера никакого внимания. Зажал мундштук зубами, быстро отдернул фартук на пролетке - и замер. В экипаже сидела Лидина. Мертвенно побледнев, Рыбников выдернул изо рта мундштук, закашлялся, сплюнул в платок. Она нисколько не выглядела смущенной. С хитрой улыбкой сказала: - Так вот вы где живете, господин конспиратор! У вашей тетушки красивый дом. - Вы за мной следили? - выдавил Василий Александрович, думая: еще бы секунда, доля секунды, и... - Ловко, да? - засмеялась Гликерия Романовна. - Сменила извозчика, велела ехать шагом, на отдалении. Сказала, что вы мой муж, что я подозреваю вас в измене. - Но... зачем? Она стала серьезной. - Вы так на меня посмотрели, когда я сказала "до завтра"... Я вдруг почувствовала, что вы завтра не придете. И вообще больше никогда не придете. А я даже не знаю, где вас искать... Я же вижу, что наши встречи отягощают вашу совесть. Вы думаете, что подвергаете меня опасности. И знаете, что я придумала? - оживленно воскликнула Лидина. - Познакомьте меня с вашей тетей. Она - ваша родственница, я - ваш друг. Вы не представляете, какая сила - две женщины, вступившие в союз. - Нет! - отшатнулся Рыбников. - Ни в коем случае! - Ну так я сама войду, - объявила Лидина, выражение лица у нее сделалось таким же, как в коридоре курьерского поезда. - Хорошо, если вы так хотите... Но я должен предварить тетушку, у нее больное сердце, она вообще очень не любит неожиданностей, - в панике понес чушь Василий Александрович. - Тетя содержит пансион для благородных девиц. Там свои правила... Давайте завтра. Да-да, завтра. Ближе к вече... - Десять минут, - отрезала она. - Жду десять минут, потом войду сама. И демонстративно взялась за алмазные часики, что висели у нее на шее. *** Графиня Бовада была особой редкостной сообразительности, это Рыбников про нее давно знал. Она поняла с полуслова, не потратила ни секунды на вопросы и сразу перешла к действию. Вряд ли какая-нибудь другая женщина была бы способна за десять минут превратить бордель в пансион для благородных девиц. Ровно десять минут спустя (Рыбников подсматривал из-за шторы) Гликерия Романовна расплатилась с извозчиком и с решительным видом вышла из коляски. Дверь ей открыл солидный швейцар, с поклоном повел по коридору навстречу звукам фортепиано. Пансион приятно удивил Лидину богатством убранства. Немножко странным ей показалось, что в стенах кое-где торчат гвоздики - будто там висели картины, но их сняли. Должно быть, унесли протирать пыль, рассеянно подумала она, волнуясь перед важным разговором. |
