Петр Сергеевич читал, что именно таким образом допрашивали подозреваемых в государственной измене в годы советской власти в КГБ. С его точки зрения, Генпрокуратура вряд ли отличалась от упомянутой организации, следовательно, методы должны быть те же. Уверенный, что доставили его сюда для того, чтобы больше уже не выпускать, лихорадочно перебирающий в уме всевозможные причины, по которым это произошло, Лагутин не сразу понял вопрос, заданный ему Меркуловым:
— Ну а поскольку, сами понимаете, служебная проверка — дело серьезное, особенно на данный момент, вот и приходится поднимать старые дела. Соответственно вопрос к вам, Петр Сергеевич, самый что ни на есть простой: были ли у вас какие-либо претензии к следователю, ведущему дело о нарушениях в вашей фирме, по которому вы вначале проходили подозреваемым, а затем свидетелем? Возможно, на вас оказывалось психологическое давление?
— Я… Э-э-э… Простите, не понял.
Меркулов добродушно повторил вопрос и некоторое время с интересом наблюдал за растерянной физиономией Петра Сергеевича, постепенно осознающего, что пытать его, во всяком случае пока, вроде бы никто не собирается.
— Н-ну что вы! — Лагутин даже всплеснул как-то по-бабьи руками. — Никаких претензий, все было замечательно… То есть я хотел сказать, по закону. Прекрасный человек этот следователь — простите, забыл, как его по батюшке.
— Это значения не имеет, главное вы не в претензии, в отличие от вашего бывшего партнера, который обвиняет следователя как раз в психологическом давлении и даже во взяточничестве.
— Какая ерунда! — Лагутин заметно оживился, поняв наконец, для чего его сюда вызвали, не в силах скрыть радостное возбуждение, охватившее ее в этой связи. — Подумать только, надо же такое выдумать, оговорить честного человека. Не ожидал я от Романа этого. Нет, не ожидал!
Меркулов внимательно наблюдал за тем, как паника отпускает наконец бизнесмена, не спеша со следующим вопросом.
— Ну зона, знаете ли, по-разному действует на людей, — заметил Константин Дмитриевич. — Да, кстати, как ваши-то дела идут? Вы ведь, можно сказать, теперь в гордом одиночестве со своим «Фианитом» управляетесь? Трудно, вероятно?
— И не говорите! — Лагутин окончательно успокоился и убрал платок в карман. — Дела как у всех сейчас — ни шатко ни валко. Дай бог концы с концами свести. Сами знаете, какие сейчас налоги, проверки постоянные — тоже нервотрепка.
— Действительно. — Меркулов кивнул сочувственно и простодушно поинтересовался: — Вот я и думаю: чем эти нервотрепки бесконечные, да еще при крошечном доходе, разве не проще нашим бизнесменам средней руки продать свои фирмы да и жить себе спокойно? И что вас заставляет такую жизнь терпеть?
Лагутин невольно улыбнулся наивности Меркулова и поудобнее устроился на стуле:
— Причин на самом деле много, могу перечислить, если вам это действительно интересно.
— Интересно, — кивнул Константин Дмитриевич. — Конечно, если вы не спешите, с удовольствием послушаю.
— Ну во-первых, — в голосе Петра Сергеевича мелькнули снисходительные нотки, — что значит продать? Мы ж все постоянно от кого-нибудь да зависим финансово: то от банка, где кредит взяли, да выплатить не успели, то от коллег побогаче, тоже кредиторов. От партнеров по бизнесу, без которых и шага не сделаешь. От акционеров, и так далее. А во-вторых, господин зам-генерального, бизнес — это наподобие наркотика: затягивает…
— А что, много у вас самого-то партнеров? Ну таких, от который зависеть приходится?
— Ну не то чтобы много, есть, однако.
— Например, маленькая, зато удаленькая фирма «Звездочка», верно, Петр Сергеевич?!
Голос, произнесший эту фразу, раздался так неожиданно, к тому же откуда-то из-за спины Петра Сергеевича, что тот невольно подскочил на стуле не только от того, что название «Звездочка», прозвучавшее в этом кабинете, само по себе способно было повергнуть Лагутина в шок. |