—    Скажите Соколову, чтобы остановил эхолот! — распорядился капитан.

Два корабля в океанской ночи некоторое время перемигивались световыми вспышками:    «Риковери»,    Сан-Франциско» — «Аметист», Владивосток».

—    У меня есть километр троса кабельной свивки,— пробурчал Ганешину Щитов,— могу им одолжить...

—    Очень хорошо! Давайте подходить, может быть еще чем-нибудь полезны будем...

—    Прожектор! — скомандовал Щитов.

По палубе затопали проворные ноги. Мощный прожектор «Аметиста» пробил в темноте широкий светящийся канал. В конце его возникло черное низкое судно с далеко отнесенной назад палубой. «Пусть стоит на месте, подходить буду я,— подумал капитан.— Не знаю, как они ловки...» Прожектор потух, сигнальщик быстро выполнил распоряжение, затем «Аметист» снова зажег свет и начал сближаться с неуклюжим на вид «американцем».

—    Любопытно! Тоже океанографы, как и мы,— оживленно заговорил Ганешин («американец» передал световым сигналом, что на нем океанографическая экспедиция).— Что у них стряслось?

«Аметист» подошел к кораблю, насколько позволяло волнение, развернулся лагом, и хорошо говоривший по-английски Ганешин взялся за рупор. Из отрывистых слов, заглушаемых плеском волн в борта и подсвистом ветра, советские моряки быстро уяснили себе трагическую суть происшедшего. Батисфера — стальной шар, недавно построенный для изучения больших глубин,— с успехом сделала несколько спусков. При последнем спуске оборвался подъемный канат вместе с электрическим кабелем, и стальной шар остался на глубине около трех тысяч метров — наибольшей, на какую он был рассчитан. Батисфера снабжена парафиновым поплавком и должна всплыть самостоятельно при обрыве кабеля, как только прекратится ток, питающий электромагниты. Магниты перестают притягивать тяжелый железный груз, и батисфера всплывает. Но на этот раз не всплыла. В ней два человека: инженер, построивший батисферу, Джон Милльс, и ученый-зоолог Норман Нурс. Запас воздуха — на шестьдесят часов. Уже сорок восемь часов идут безуспешные попытки нащупать батисферу и зацепить гаками за специально сделанные на ней скобы. Если шар цел и исследователи в нем живы, им осталось воздуха только на двенадцать — пятнадцать часов...

Советские моряки молча стояли на мостике. Большая грузовая стрела американского судна, вынесенная за борт, кивала своим носом, как будто показывая на волны, поглотившие стальной шар.

—    Похоже, их дело труба, Леонид Степанович,— тихо сказал Щитов,— Разве нащупаешь на трех километрах в открытом море! Без берегов пеленговаться не на что... Да, не хотел бы я быть там...

Ганешин, не отвечая, хмурился, поглядывая на «Риковери».

—    Федор Григорьевич, дайте мне шлюпку,— неожиданно сказал он.

Щитов увидел его тяжелый, настойчивый взгляд.

Американцы заметили танцующую на волнах шлюпку и быстро спустили трап. На мостике Ганешина окружили. Его спокойные и решительные глаза, смотревшие из-под козырька военной фуражки, прикрытой желтым капюшоном, притягивали к себе измученных борьбой людей.

—    Кто начальник? — негромко спросил Ганешин.

—    Я помощник начальника, капитан судна Пен-ланд,— ответил стоявший против Ганешина американец.— Начальник там.— Пенланд указал на море.

—    Разрешите задать несколько вопросов,— продолжал Ганешин.— Извините за краткость, нужно спешить, если мы хотим...

—    Вы хотите помочь нам? — звонким голосом спросил кто-то.