— Ты же можешь заняться чем-нибудь другим, — сказал Макс, не обращая внимания на отчаяние в ее голосе. — Ты когда-нибудь пробовала писать музыку?
— Да. Это были глупые детские вещи. Я не композитор, я — исполнитель.
— Но у тебя в душе живет музыка. Это могло бы восполнить твою потерю.
— Ничего нельзя восполнить, — с жаром возразила она. — Ты думаешь, я соглашусь стать третьесортным композитором, когда была первоклассным пианистом? Я хочу все или ничего.
— Понимаю.
— Но ты… ты ведь тоже музыкант? — спросила Ивлин. — Ты пишешь музыку?
— Нет. Я играю на многих инструментах, но непрофессионально. Иногда дирижирую. Музыка очень много значит для меня.
— И ты лишь вскользь обмолвился об этом?
— Я понял, что музыка — болезненная для тебя тема, — сдержанно заметил он, — а когда я рискнул пригласить тебя на концерт, и ты упала в обморок, я решил, что только подливаю масла в огонь.
— Бедный Макс! — Она смущенно засмеялась. — Но я ужасно рада твоему приглашению, ты, можно сказать, снял с меня заклятие.
— На это я и рассчитывал.
— Ты, наверное, решил, что я со всеми своими комплексами и табу превратилась в истеричку, — грустно произнесла Ивлин. — Но я не всегда была такой. — Она задумчиво посмотрела на Макса, жалея, что он мало знал ее раньше, в зените ее славы. — Тебе понравилась моя игра, значит, если бы судьба сложилась иначе, мы могли бы встретиться, но при других обстоятельствах, и я не выглядела бы печальным призраком. — Ивлин вздохнула о несбыточном. Тогда она была бы сияющей звездой.
— Когда я увидел твою руку, я начал сопоставлять факты, — сказал Макс. — Я долго пытался разыскать Изабеллу Равелли. Я надеялся, что будут объявлены новые выступления и ты как комета пролетишь по всей Европе, но когда никаких сообщений не последовало, я начал думать, что случилось что-то из ряда вон выходящее. Твой агент сказал, что ему ничего не известно, и я был ужасно разочарован, когда все мои усилия найти тебя оказались тщетными.
— Но почему? Я не была слишком важной особой.
— Для меня была, — просто ответил он. Потом, заметив тень сомнения на ее лице, засмеялся и добавил: — Естественно, я хотел заключить с тобой контракт, пока твои гонорары не стали слишком высокими. Но как тебе удалось избежать внимания прессы? Насколько мне известно, о несчастном случае ничего не писали, иначе бы я прочел сообщение.
— Оно появлялось с фотографией Гарри. Он тогда был знаменитостью, а я — лишь восходящей звездой. Очень немногие знали мое настоящее имя, а журналисты еще не проникли в мою частную жизнь. К тому же я почти не пострадала. — Ивлин грустно усмехнулась. — Кажется, меня упомянули лишь как невесту Гарри. Это порадовало бы его. Он всегда говорил, что одной знаменитости в семье вполне достаточно.
— Но его спорт даже нельзя сравнивать с твоим искусством.
— Пожалуй, но Гарри был к нему равнодушен, и я собиралась отказаться от выступлений перед публикой, когда мы поженимся.
— И он позволил бы тебе это сделать?
— Он настаивал на этом.
— Боже! Он, наверное, был не в своем уме! Разве он не понимал, что такой талант, как твой, рождается раз в столетие?
— Он был спортсменом; серьезная музыка его не волновала.
— Тогда ты тоже была не в своем уме, когда согласилась выйти за него замуж. — Глаза Ивлин угрожающе сверкнули, но Макс спокойно продолжил: — Я могу понять, что ты чувствовала, лишившись возможности играть на своем рояле, но я не понимаю твоего безрассудного увлечения совершенно недостойным человеком. |