— Макс! Mein freund! — воскликнул он и обрушил на Макса целый поток слов на немецком языке.

Когда он на секунду замолчал, Макс вставил по-английски:

— Я знаю, что слишком задержался в Зеефельде, но время еще терпит. Я скоро вернусь. А что привело тебя сюда?

— Я приехал послушать молодого Шрайберга. — Его глаза сверкнули из-под густых бровей. — Разве он не великолепен? Ты не хочешь пригласить его?

— Не хочу, — решительно заявил Макс.

Бородач громко рассмеялся.

— Gut! Gut! — Он вдруг стал серьезен. — Хорошие пианисты, где они? — Его взгляд упал на Ивлин. Несколько мгновений он молча смотрел на нее. — Но это же просто чудесно! Друг мой, значит ты нашел ее? Фрейлейн Равелли, вы приедете в Вену? Вы сыграете для нас? Макс, я прощаю тебе твою задержку, потому что теперь знаю ее причину. Мы покажем этому Шрайбергу, как надо играть, верно? — Он повернулся к Максу и шепнул по-немецки: — У нее высокий гонорар?

Для Ивлин это был ужасный момент. Она очень хотела сделать то, чего от нее ждали, но, к сожалению, это было не в ее власти. Одного желания мало, чтобы вернуть ее левой руке прежнюю силу.

— Вы ошибаетесь, господин… — она запнулась и с мольбой взглянула на Макса.

Тот быстро сказал своему приятелю что-то по-немецки; бородач широко открыл глаза от удивления.

— Я не понимаю, — пробормотал он.

Макс подхватил Ивлин под руку и повел ее к выходу.

— Этот болтливый осел — Шмидт, — сквозь зубы процедил Макс, — он ездил со мной в Лондон слушать твою игру. К сожалению, он узнал тебя.

Взгляд девушки был затуманен печалью.

— Теперь ты понимаешь, почему я хотела спрятаться ото всех, — с болью в голосе сказала она.

Ничего не ответив, Макс быстро усадил ее в машину. Они выехали уже за пределы Мюнхена, когда он заметил, что Ивлин плачет — безутешно и беззвучно.

— Иви, пожалуйста, не надо, — с беспокойством попросил он.

Девушка с трудом справилась со слезами.

— Я думаю, тебе не приходило в голову, — сдавленным голосом произнесла она, — до того, как ты начал меня спасать, что я предпочитаю все оставить как есть.

— Неужели ты действительно предпочитаешь оставаться несчастной — ведь ты была несчастна, Иви, — и заставлять всех вокруг себя быть несчастными? — Он говорил с ней почти сурово. — Я хотел это изменить.

— Тебя это не касалось, — устало заметила она. — Ты не имел права вмешиваться.

— Если я вижу тонущего человека, неужели я не должен попытаться спасти его?

— Но я не тонула. Мне кажется, ты изменил своему призванию, Макс. Тебе надо было стать врачом, а не музыкантом.

Макс в недоумении нахмурился.

— Стать врачом, потому что я хотел тебе помочь?

— И использовал очень своеобразные методы терапии, включая даже поцелуи. — Она нервно рассмеялась и увидела, что руки Макса непроизвольно сжали руль. — Твоя специальность — «несчастненькие»?

— «Несчастненькие»? Что ты имеешь в виду?

— Хромые и слепые, вроде меня и Софи.

— Да, бедная Софи, — вздохнул он. Направление его мыслей переменилось. — Но ее испытания скоро закончатся. Я постоянно о ней думаю.

Эти слова только усилили горечь разочарования Ивлин. Если бы забота Макса о ней оказалась продиктована любовью, как бы это все изменило.