- Ты свободен, Август. Я освободил тебя. Слышишь? Ты выйдешь вместе
со мной. Мы пойдем на площадь и станем слушать, как поет и смеется народ.
Потом мы пойдем в Каптол. Мы увидим, как люди рады свободе. Как они
счастливы услышать слова Анте. Ты услышишь его слова вместе со мной.
Август. Мы боролись, и вы боролись. Мы боролись против одного и того же
врага - против сербской монархии, против белградской диктатуры. Мы
победили, Август. А сейчас мы вместе будем строить новую Хорватию. Тебе
есть что делать в новой Хорватии. В конце концов, и вы и мы - с разных
сторон и разными методами - сражались за одно и то же: за свободу нации.
Цесарец покачал головой.
- Мы не сражаемся за свободу н а ц и и, Дидо. Мы сражаемся за свободу
Людей.
- Ладно, - улыбнулся Дидо, - доспорим обо всем этом в газетах. Теперь
ты волен писать все, что хочешь! Ты теперь живешь в Хорватии, в
Независимом государстве Хорватии, Август!
- И я свободен писать все, что захочу?
- Все. Абсолютно все, Август.
- И ты напечатаешь то, что я хочу написать?
- Обещаю тебе, Август.
- Тогда скажи, чтобы сейчас напечатали в вашей газете мою статью,
ладно?
- Это будет честь для нас.
- А заголовок, знаешь, какой будет у моей статьи?
- Какой?
- Он будет очень красивым, этот заголовок, Дидо. Он будет
замечательно красивым. Я его всю жизнь слагал, этот заголовок. Знаешь,
каким он будет? <Да здравствует Советская Хорватия!>
...Когда командир комендантского взвода, выстроенного для проведения
казни, предложил Огнену Прице надеть на глаза повязку, тот ответил:
- Вы банда. Обыкновенная банда. А я привык смотреть в глаза бандитам.
После первого залпа Прица и его друзья рухнули возле белой стены,
пахнущей солнцем, теплом и морем. Они падали молча, медленно, и только
Отокар Кершовани не упал, как все остальные. Он не был убит - пуля прошла
сквозь плечо, - и он почувствовал запах своей крови, которая дымно и
размеренно вместе с дыханием выплескивалась на грудь.
- Научитесь сначала стрелять, - сказал Кершовани и медленно пошел на
строй усташей, и шаги его были гулкими и тяжелыми, и усташи сухо лязгали
затворами, и пятились назад, и смотрели на своего командира, а тот смотрел
на них, а потом самый молодой усташ, тот, который охранял Цесарца в
подвале, закричав что-то, побежал навстречу Кершовани, и взгляд Отокара не
отталкивал, а притягивал его к себе, и он зажмурился, и выбросил вперед
руку, и, только чувствуя, как пистолет уперся во что-то мягкое, нажал на
курок...
...А Цесарца не расстреляли. По приказу Дидо Кватерника его насмерть
забили длинными и тонкими деревянными палками. Дидо впервые в жизни
наблюдал казнь, и проводили ее усташи, получившие инструктаж у
Зонненброка, но они отказались от методов гестапо и казнили Цесарца так,
как им того хотелось, - долго и мучительно, наслаждаясь его мучениями,
считая, видимо, что чем отчаяннее страдает враг, тем сильнее они
становятся. |