Для Фандорина-старшего "новыми русскими" были все
обитатели Страны Советов, столь мало похожие на "старых русских".
Сэр Александер, светило эндокринологии, без пяти минут нобелевский
лауреат, никогда и ни в чем не ошибался, поэтому до поры до времени Николас
следовал совету отца и держался от родины предков подальше. Тем более что
любить Россию на расстоянии и в самом деле казалось проще и приятней.
Избранная специальность -- история девятнадцатого века -- позволяла
Фандорину-младшему не подвергать это светлое чувство рискованным испытаниям.
Россия прошлого столетия, особенно второй его половины, смотрелась
вполне пристойно. Разумеется, и тогда под сенью двуглавого орла творилось
немало мерзостей, но это все были мерзости умеренные, вписывающиеся в рамки
европейской истории и потому извинительные. А там, где пристойность
заканчивалась и вступал в свои права бессмысленный русский бунт,
заканчивалась и сфера профессиональных интересов Николаса Фандорина.
Самая привлекательная сторона взаимоотношений магистра истории с
Россией заключалась в их совершеннейшей платоничности -- ведь рыцарское
служение Даме Сердца не предполагает плотской близости. Пока Николас был
студентом, аспирантом и диссертантом, сохранение дистанции с Империей Зла не
выглядело таким уж странным. Тогда, в эпоху Афганистана, корейского лайнера
и опального изобретателя водородной бомбы, многие слависты были вынуждены
довольствоваться в своих профессиональных изысканиях книгами и эмигрантскими
архивами. Но потом злые чары, заколдовавшие евразийскую державу, начали
понемногу рассеиваться. Социалистическая империя стала оседать набок и с
фантастической быстротой развалилась на куски. В считанные годы Россия
успела войти в моду и тут же из нее выйти. Поездка в Москву перестала
считаться приключением, и кое-кто из серьезных исследователей даже обзавелся
собственной квартирой на Кутузовском проспекте или на Юго-Западе, а Николас
по-прежнему хранил обет верности той, прежней России, за новой же, так
быстро меняющейся и непонятно куда движущейся, до поры до времени наблюдал
издалека.
Мудрый сэр Александер говорил: "Быстро меняться общество может только в
худшую сторону -- это называется революция. А все благие изменения,
именуемые эволюцией, происходят очень-очень медленно. Не верь новорусским
разглагольствованиям о человеческих ценностях. Остготы себя еще покажут".
Отец, как всегда, оказался прав. Историческая родина подбросила
Николасу неприятный сюрприз -- он впервые в жизни стал стыдиться того, что
родился русским. Раньше, когда страна именовалась Союзом Советских
Социалистических Республик, можно было себя с нею не идентифицировать, но
теперь, когда она вернулась к прежнему волшебному названию, отгораживаться
от нее стало труднее. |